Проповеди

[селяви]

Встань на помощь другим

"Моисей, раб Мой, умер; итак, встань"
(Иис. Нав. 1, 2)

Едва ли Иисус Навин в минуту поразившего всех горя чувствовал себя в силах повиноваться Богу и сразу предстать пред толпой. У людей обыкновенно является естественная потребность отдаться сперва в одиночестве своей скорби. Потрясенные внезапным ударом, они большею частью нуждаются в тишине и одиночестве, потребность эта от невольного страха перед минутой возвращения к жизни. Одиночество, пустота захватывают душу. Долго жили вместе, все делили, а теперь один взят, а другой оставлен! Оставлен без поддержки, без земной опоры! Как сжимается при этом сердце; как хочется спрятаться от людей, пока не пройдет первый приступ жгучего горя!

Однако Господь зовет и нас, как Он звал Иисуса Навина, встать и следовать за Ним. Сколько мы ни будем лелеять наше горе, мы его не вылечим. Одно средство исцелить сердечную рану - обратить ее к Господу, забыться в Нем и встать, во имя Его, на помощь другим. И заметим, что Господь не велит этому преемнику Моисея встать одному - Он говорит: "Я буду с тобою; не отступлю от тебя и не оставлю тебя". Я заполню пустое место; Я не только не оставлю, но не отступлю от тебя ни на шаг, только встань и иди служить Мне. Простирайся вперед, не страшись будущего. Вся твоя крепость, защита, мудрость, бодрость, утешение - в этом: "Я с тобой!"

Встанем и мы и пойдем за Ним. Предадим Ему нашу скорбь и пойдем с Ним навстречу мировой скорби. Придется идти вдоль потока неисчислимых человеческих горестей; там мы похороним наше личное горе - и будем "утешать других тем утешением, которым утешил нас Бог" (2 Кор. 1, 4).

[селяви]

Когда скорбь можно назвать святою?

«И сказалъ Давид: «доколе дитя было живо, я постился и плакал, ибо думал: кто знает, не помилует ли меня Господь, и дитя останется живо? а теперь оно умерло, зачем же мне поститься? Разве я могу возвратить его? Я пойду к нему, а оно не возвратится ко мне». (2 Цар. 1, 22, 23).

При этом трогательном случае из жизни Давида, в его скорби проявилась благодать Божья, освящающая ее. Когда скорбь можно назвать святою? Когда мы в ней видим любовь Божию, и уверены в благом намерении Его о нас. Много горя на свете, кто его не испытал? Но одна скорбь убивает душу, другая вносит в нее жизнь, бодрость и мир. Так и в нас, скорбь будет действовать различно, смотря по тому, постигаем ли мы, или не постигаем всю святость любви Божьей, и благое намерение, с которым Он послал нам эту скорбь. Для нас недостаточно только скорбеть; будем молиться, чтобы Господь освятил нашу скорбь; неосвященная, она будет для нас проклятием, а не благословением; а скорбь святая приближаетъ к Богу, сближает с людьми, одухотворяет сердце, ведет к непорочной жизни, и бросает новый свет на будущее, озаряя его видением славы. Скорбь Давида, смиряя и смягчая его сердце, приблизила его к Господу, он не мог бежать от Бога, и поспешил к Нему, как к единой надежде, единому прибежищу. Пораженные тяжелым горем, нам кажется подчас, что не было никогда скорби подобной нашей и что мы покинуты Богом и людьми. Но мы, как Давид должны в этой скорби найти Самого Бога, Он явится нам в ней, освятит ее, укроет нас, и «под тенью крыльев Его мы будем безопасны». История Давида рисует нам сначала картину полного отчаяния, когда он заперся в своей печали, и не мог видеть никого. Но из этого испытания он выходит обновленный, с сердцем открытым для своих ближних, его горе заставило его понять чужую скорбь; так и наша скорбь не должна удалять нас от наших братьев, а сближать с ними, мы им можем послужить и через нее.

Вся жизнь переменилась для Давида, сама печаль получила для него новое значение и новое проявление, и вместе с тем она открыла ему блаженство в будущем, о котором он не подозревал.

«Я пойду к нему, а оно не возвратится ко мне».

В этих словах слышится радостная надежда, твердое упование, заменившее горечь сожаления о прошлом.

О, испытанное, разбитое сердце, принеси свою ношу и себя самого к Богу Давида, и Он спасет и поддержит тебя. Жив Господь, простивший кающагося Давида. Он может благословить и нашу скорбь, Он есть «Бог всякого утешения», — положись на Него. Молись, чтобы Он освятил твою печаль, молись со смирением, с любовью и упованием, и Он скажет тебе: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся». [Матѳ. 5, 4].

[селяви]

Смерть - это переселение

«Смерть, где твое жало? Ад! где твоя победа?» (1 Кор. 15, 55).

Умирающие во страхе Божьем и в вере во Христа, в сущности не вкушают смерти, для них смерти нет, а лишь перерождение, переселение. Они переходятъ в новую жизнь, сохраняя свои чувства, свои мысли, и свои свойства. Их, без сомнения, ожидает покой, но, что же это за покой? Не бездействие, а мир душевный. Они отдыхаютъ от греха, от горя, от страха, от сомнения, от забот, — вот истинный покой, в котором пребывает Сам Господь. Вечное успокоение в безпрерывном действии. Как звёзды над нашей головой вращаются постоянно в пространстве неисчислимом и все же остаются в покое, потому что движение их стройно, гармонично, в повиновении божественного закона. Совершенный покой в постоянном труде - вот, без сомнения, тот покой, которым пользуются души праведников. Если это так, какое же утешение для нас, смертных, лишившихся уже стольких близких наших в той мысли, что смерть есть возрождение к высшей жизни, в котором меняется лишь оболочка, прикрывающая собою нашу безсмертную душу. Где же тогда жало смерти? Она не касается нашего духовного существа, которое не может подвергнуться тлению: все духовное, возвышенное несомненно вечно, и Господь Своею смертью победивший смерть, «даровал нам победу Господом нашим Иисусом Христом»! [1 Кор. 15, 57].

При виде смерти, у нас часто вырывается вопрос — зачем? Но, цель и значение должны быть при каждой смерти, хотя они нам не открыты.

«Я стал нем, не открываю уст моих, потому что Ты сделал это», восклицал Давид. [Пс. 38, 10]. Так скажем и мы. «Я стал нем»! Не в ярости, не в отчаянии, но потому что это дело рук Твоих, и, следовательно, оно к лучшему. В смерти нет случайности, она предназначена Богом. Это есть дело Отца Небесного, Который не забывает ни одну малую птицу. Это есть дело Сына Божия, умершего на кресте, чтобы спасти человечество; дело Духа Святого, дарующего жизнь всякому творению. Это есть дело Того, Который любит жизнь, а не смерть; свет, а не тьму; добро, а не зло, поэтому он творит все во благо. Нам и не нужно знать причину и значение всего, — итак, будем и мы молчать, как молчит ребенок, сидя у ног матери, и глядя доверчиво в её глаза, уверенный в любви и тогда, когда он ее не понимает.

[селяви]

Вне врат

«Иисус пострадал вне врат. Итак, выйдем к Нему за стан, нося Его поругание». (Евр. 13, 12, 13).

Бывают страдания двоякого рода. Некоторые страдния лежат прямо на нашем пути, и входят в круг нашей обыденной жизни. Мы с ними свыклись, они не удивляют нас. Но бывают и такие горести, такие скорби, которые нам кажутся сверх наших сил, которые как бы вне врат, и им труднее покориться. Когда такого рода испытания выпадают на нашу долю, нам кажется, что судьба к нам несправедлива, что мы могли бы терпеливо перенести всякое другое горе, но страдания «вне врат» представляются нам непосильными, они возмущают и оскорбляют нас. Однако, тот, кто написал эти слова, хотел нам принести особое утешение. Онъ хотел сказать ими, что наша скорбь подобна скорби Христа; Он ими зовет нас, в минуты уныния, в сад Гефсиманский, в котором мы увидим Страдальца «вне врат». В этом саду, во время величайшей предсмертной тоски, Сын Божий не нес еще на Себе открытой раны. Он, как будто, бездействовал, не принимая участия в борьбе. Он терпел безпрекословно несправедливые упреки, людям могло казаться, что жизнь Его безполезна и не нужна никому. Однако, великое служение Его в эти минуты, Его заслуга перед людьми не можетъни с чем сравниться, — в этом саду Он совершил подвиг непостижимый, исполинский! Там, в Гефсиманском саду, во время кажущегося бездействия, была одержана величайшая в мире победа. В ту ночь, в которую Он был предан, унижен, отвержен, поруган людьми, Слава Его достигла высшей степени.
О вы, страдающие «вне врат», уединитесь с Нимъ в Гефсимании, ищите там утешения вашей скорби, ободритесь, воспряньте душою при мысли о тех торжественных минутах, когда Сам Сын Божий был «послушен даже до смерти, и смерти крестной». [Фил. 2, 8].

[селяви]

Зачем настала эта буря?

"Лодка была уже посреди моря, и ее било волнами"
(Мф. 14, 24)

Зачем в ту самую минуту, когда ученики были так счастливы среди ликующей толпы, Господь послал их навстречу опасности? Отчего не позволил Он им остаться, когда они указывали Ему на противный ветер и приближающуюся грозу. Зачем потом оставил Он их так надолго без Своей помощи?

Как много непонятного встретят они еще в течение жизни! Отчего Христос должен был претерпеть столько уничижений, страданий и крестную смерть? Зачем и им пришлось испить всю чашу мучений нравственных и физических? Отчего наша молитва остается так часто без ответа, а борьба целой жизни не приводит ни к чему? Отчего мы постоянно нуждаемся в опоре, и ни от кого не слышим слова утешения? Отчего неумолимая смерть вырывает у нас всех тех, кто нам всего дороже?

Зачем? Скоро ли мы получим ответ на все? Близок тот час, когда вечная заря заменит наши темные ночи; тогда все вопросы разрешатся в едином бесконечном славословии, и наше земное "зачем" перейдет в вечное, неумолкаемое небесное "аллилуиа".

Кто знает? Быть может, еще здесь, на земле, Господь откроет нам Свои пути и мы поймем, что и нам по примеру нашего Спасителя следовало пережить именно то, что назначено на нашу долю! Оно нужно было, чтобы оторвать нас от мира, от греха, от наших суетных надежд, чтобы развязать нас с нашим собственным "я"! Оно нужно было, чтобы разбить нашу гордость и привести нас к ногам Христа смирившимися, взывающими к Нему о помиловании! Оно нужно было, чтобы испытать нашу веру и научить нас молиться и для того, наконец, чтобы Бог прославился в нашем спасении и показал нам, что Он может сделать для того, кто возложил на Него всю надежду свою.

[селяви]

«Закон духа жизни во Христе Иисусе освободил меня от закона греха и смерти». (Римл. 8, 2).

Смерть исчезает для христианина, и пребывает один Христос. Он держит ключи мира невидимого. Он стоит у смертного одра каждого из Своих чад, чтобы освободить его дух от бренного тела и принять его, в дом «нерукотворенный, вечный». [2 Кор. 5, 1]. Пусть же эта мысль утешает нас в потере наших близких.
Да, это Сам Христос невидимо присутствует в минуты нашей душевной тоски, когда мы расстаемся с любимым существом; Он является при последнем его издыхании, и говорит нам: «Это Я». [Марк. 6, 50].
Когда мы уже не в силах удержать наши отчаянныя слезы, Его голос покрывает болезненный вопль наш, говоря: «Это Я»! Он с нами следует за гробом наших умерших. Он стоит у открытой могилы, которая уноситъ наши самые дорогие надежды, и говорит там: «Это Я». Да, это Он. Он Сам принял отлетевшую душу в селения вечной славы, где смерти уже не будет, не будетъ ни горя, ни страдания.
Забудем же о нашем горе, о нашей безутешной тоске, и будем думать лишь о том блаженстве, о том не земном наслаждении, которое ожидает их там у верной пристани, у тихого пристанища, вдали отъ всех житейских бурь.

[селяви]

Когда заливает волной

"Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься?"
(Пс. 41, 6)

Унывает во мне душа моя, сознается Псалмопевец. И последующие слова: "Все воды Твои, и волны Твои прошли надо мною", - поясняют это его состояние. Бывают такие времена, когда и верующая душа унывает; ее заливает одной волной за другой, ее угнетает непонимание, несочувствие людей, разочарование, неудачи. И возникает, как у Давида, вопрос: "Для чего я, сетуя, хожу?" Почему так мало отрады в моей жизни? Он жалуется Самому Богу, не людям, и всякая жалоба, принесенная прямо Ему, скоро превращается в хвалу.

Повеет на человека тем Духом Утешителем, Который изменяет его настроение и налаживает расстроенные струны, и душа вдруг начинает припоминать всю благость и помощь: "все милости днем, все песни ночью" (Пс. 41, 9) и кончает твердо, убежденно: "Уповай на Бога, ибо я буду еще славить Его, Спасителя моего, и Бога моего". Душа унывающая, подымись над бездной забот и огорчений твоих, смотри без страха на те волны, которые иной раз подымаются вокруг тебя, помни, что через них проложен тебе путь и что над ними светят тебе "свет и истина Его", которые ведут и приведут тебя "на святую гору Его, и в обители Его" (Пс. 42, 3). Учись славить, и утихнет жалоба. Уповай, и исчезнет уныние.

[селяви]

Митрополит Антоний Сурожский, из проповеди о православном погребальном обряде

"Мы думаем о смерти всегда как о разлуке. Никогда больше не услышим любимого голоса, никогда не тронем любимого тела, никогда больше не будем жить вместе с человеком той простой жизнью, которая нам так дорога. Но мы забываем, что смерть одновременно является встречей живой души с Живым Богом, вступлением в ту полноту жизни, которая никому не доступна на земле. И вот поэтому сквозь слезы, с раздирающимся от собственной боли сердцем, мы можем радоваться за другого: кончено время борения, страдания, искания, он теперь в другом свете, видит то, что искал, знает, что живет, — жизнь победила. И мы перед гробом таинственно созерцаем величественную встречу Бога и человека, момент, когда завершается весь путь человека, и он приходит домой.
На похоронах православные люди стоят с зажженными свечами. Свет — всегда символ радости, но радость бывает разная — то ликующая, а то среди слез. Но свет — это и знак жизни, победы над мраком. Когда мы стоим со свечами, то как бы говорим Богу: этот человек зажегся в мире, как светоч, он нам светил, приносил правду и любовь, его присутствие разогнало сколько-то тьмы земной. Он указал нам путь. Мы собраны здесь не только потому, что умер человек, любимый нами, но именно потому, что он жил. И, наконец, погребальные свечи напоминают нам о тех свечах, которые мы держим в пасхальную ночь, свидетельствуя о Воскресении Христовом... Телом мы усыпаем, охватываемся земным сном, но души наши уже не могут быть отлучены ни от любимых, ни от самого Бога...
После похорон близкого, дорогого нам человека мы все разойдемся по домам, но с чем? Неужели только с сознанием утраты? Одни будут горевать долго, другие навсегда будут поражены ею, третьи, отдав долг усопшему, вернутся к обычной жизни. Но вернуться к ней нужно по-новому. Придет время, когда и мы умрем, станем перед Богом и вновь встретимся лицом с тем, кого сейчас похоронили. И Христос нас спросит: «Чему вы научились из жизни и смерти этого человека?..» О, если мы сможем сказать ему: «Взгляни на мою жизнь, Господи! Она вся пронизана светом его жизни и смерти; все доброе, благородное, что Ты во мне видишь, на самом деле принадлежит ему! Возьми это от меня — это его слава и честь!» — как дивна будет такая встреча в любви и благодарности.."

[селяви]

Архимандрит Рафаил (Карелин). О смерти (1)

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
Братия и сестры! Вы слышали сегодня в Евангелии о воскрешении Иисусом Христом сына Наинской вдовы (Лк. 7, 11–16). Когда Господь подходил с учениками к городу, из ворот навстречу Ему выходила похоронная процессия; на носилках несли труп юноши – в Палестине не хоронили в деревянных гробах, тело покойника заворачивали в белую материю, пеленали его, как младенца, ибо сама смерть есть рождение в другую жизнь. Юношу несли на кладбище – из города живых его несли в город мертвых. Около каждого города, около каждого села растет неприметно другой город – кладбище, «спутник» этого города. Ежедневно рождаются в этом мертвом городе свои младенцы, об этом говорят сырые комья разрытой земли на новых могилах. Только эти «младенцы» называются не новорожденными, а новопреставленными. Поначалу к могиле часто приходят близкие и друзья почившего, но со временем, год от года – все реже и реже и, наконец, никто не нарушает молчания могилы.
Кладбище безмолвно, но сколько оно говорит человеческому сердцу! Городской шум доносится сюда, как далекий прибой или гул осеннего ветра, а на кладбище какая-то особая тишина, как будто здесь остановилось время. Эта тишина похожа на тишину храма. Каждая могила скрывает свою тайну, на некоторых – надпись, на других только полустертые буквы, у иных лишь камень служит надгробием. Никто не знает, что унес человек с собой, что наполняло его сердце в час смерти: любовь или ненависть, благодарность к людям или горькое разочарование. Как он умер? Окруженный ли своими друзьями и родными или брошенный, забытый всеми и одинокий? Смерть, как хищная птица, нападает на свою жертву, вонзает в нее когти, исторгает ее из числа живых; как орел падает стрелой на стаю птиц, хватает и уносит свою добычу в гнездо, неведомо куда.
Если мы прочтем надписи на могильных плитах, то увидим, что под ними лежат не только старики, согбенные годами, но и юноши, и младенцы. Смерть беспощадна и неумолима. Нет на земле места, где можно было бы спрятаться от смерти, – ни на высоких горах, ни в глубоких подземельях. Всюду проникает она, везде найдет каждого из нас. Нет таких богатств, какими можно было бы откупиться от нее, земные сокровища для смерти – прах. Одного она ищет – человека, свою жертву, пищу для своих страшных зубов. Чрево смерти никогда не насыщается, оно бездонно, как сам ад. Тот, кто еще лишь родился, уже обречен на смерть.
Так, когда великого мудреца Сократа приговорили к смертной казни, он, услышав это, сказал: «Вы приговорили меня к смерти по человеческому суду, но вы сами также уже давно приговорены к смерти природой, так что мы в одном положении – мы смертники, вы и я, одна лишь разница, что я пойду первый, а вы позже, за мною». Жизнь человека похожа на путь странника. Жизнь человека – как один день: утро – это его детство, полдень – молодость, вечер – старость, а ночь – это смерть. Путь жизни кончается черной пастью могилы. Одно за другим появляются на земле поколения людей и исчезают, как однодневные мотыльки – порхает мотылек над цветами, порхает, вечером кружится у огня, кружится – а наутро нет его. Похожа жизнь на огромную реку, которая вбирает в себя потоки, ручьи, капли дождя, и исчезает затем в глубине морской. Повсюду мы видим смерть, вся природа под властью смерти, потому и природа трагична. Поле, которое весной кажется изумрудным ковром с дивным узором, под жгучими лучами солнца превращается в пустыню. Самые прекрасные цветы обращаются в подобный грязи прах.
Мы живем как бы в двух мирах, тесно сплетенных между собою: это мир жизни и мир смерти. Пока мы здесь, на земле, – смерть для нас в будущем, но она приближается к нам беспрерывно. Когда мы перейдем эту черту – между жизнью и смертью, земная жизнь будет для нас уже прошедшим – прошедшим, все удаляющимся от нас, как берег удаляется и убегает от стоящих на отплывающем от него корабле. Там, в вечности, вся земная жизнь наша будет казаться нам лишь одним мгновением, мимолетным сном.
Мы окружены картинами смерти, и в то же время, как это ни странно, как ни загадочно, не думаем о ней, будто не верим, что смерть придет и к нам. Мы видим, как умирают другие, и в то же время нам кажется, что мы останемся здесь навеки. В глубине сердца мы не верим в то, что и нам придется умирать. Братия и сестры, потому-то, что человек отгоняет от себя мысли о смерти, он и предстает перед ней таким беспомощным и неподготовленным! Как трудно нам представить, что наше сердце замрет – сердце, которое горело страстями, кипело злобой, ревностью, ненавистью, – так редко было в нем чувство святой любви! Что сомкнутся навеки наши уста, которые так часто изрекали клевету и ложь, – и так редко молитву! Что наши руки, которые были готовы захватить весь мир, упадут беспомощно, как налитые свинцом. Трудно нам представить, что будет с нами в могиле, когда наше тело распухнет и почернеет, когда наш мозг, как сукровица, выльется через уши и ноздри, когда повиснут на нитях глаза в глазницах, когда рот обнажится в какой-то страшной усмешке, когда тело наше будет полно червей...
Братия и сестры! В последние минуты перед смертью – как хочет человек, чтобы вернулась жизнь его! Жгучая, мучительнейшая жажда! Как хочет он хотя бы малую часть жизни прожить заново, хоть день, хоть час – только бы не уйти в вечность оскверненным грехами! Но смерть жестока, смерть неумолима. Если бы мы помнили о смерти, то каждый день своей жизни ценили как величайший дар Божий; если бы мы помнили о смерти, то каждый час употребляли бы для своего спасения. Но демон обманывает нас, он крадет у нас память смерти.
Жил некогда в Палестине, на горе Хорив один монах по имени Исихий, жизнь его была нерадива и грешна. Когда он умер, то пришли братия похоронить его, но вдруг мертвец ожил! Он поднялся и сел на одре. «Что с тобой было, что видел ты на том свете?!» – спрашивали братия. Но он не отвечал им, а только горько плакал и просил: «Братия, оставьте меня одного, не говорите со мной». После этого Исихий затворился в пещере и много лет провел в великих подвигах и трудах. Когда же он вновь приблизился к исходу из этой жизни, то снова пришли к нему монахи; зная о том, как чудесно переменился он, зная о его святой жизни, стали они спрашивать: «Отец, скажи нам, как спастись?» И он ответил: «Братия, помните о смерти! Кто насадил в своей душе память о смерти, тот не согрешит».
Часто пугаемся мы мыслей о смерти, но только вначале они тяжелы. Память о смерти очищает наше сердце, отрывает его от страстей, и поэтому мы чувствуем исходящее от нее обновление наших мыслей и чувств. Святые подвижники любили память смерти. Один преподобный отец, Филофей, говорил: «Память о смерти – это моя духовная невеста, я всегда неразлучен с ней».
Вы слышали в Евангелии, как Господь воскресил сына вдовицы и отдал его матери. Этот умерший юноша – образ нашей души. Человек воскресает в покаянии. Господь берет покаявшуюся душу и отдает горько рыдающей матери, эта мать – Церковь! В Апокалипсисе говорится о жене, которая имела во чреве младенца и кричала от боли и мук рождения; толковники, святые Отцы, объясняли, что жена – это Церковь, а дитя – каждая христианская душа, боль же, мучительная боль – это боль за наши грехи, большая, чем неутешная боль матери о смерти сына.
Мы окружены людьми, которые также не имеют памяти о смерти, забыли о ней, потому-то мир сжигает в своих развлечениях то драгоценное время, которое дано нам для приготовления к вечности. Святые Отцы говорили: «Время дороже всего!» Время никто не может повернуть назад. Люди не имеют памяти о смерти, потому они так легко отдают себя порокам, потому они злобствуют друг на друга, мучают сами себя и ближнего, иногда грызутся, как псы около кости, забывая, что когда-нибудь их рот насытится землей могилы.
Кто помнит о смерти, тот знает: все, что он не возьмет с собой в вечность, не принадлежит ему. Один подвижник говорил: «Я – это мой дух, мое – это мое тело, а все остальное – чужое. Единственное сокровище, которое я могу взять в вечность, – это благодать Духа Святого».
Часто мы завидуем тем, кто умирает легко, на кого смерть нападает как бы из засады. Он превращается в труп еще до того, как успел понять, что умирает. Но, братия и сестры, хотя нам страшны предсмертные болезни и мучения, однако мы должны желать узнать час своей смерти, чтоб приготовиться к ней по-христиански, исповедовавшись и причастившись Святых Таин. Есть даже церковная молитва, чтобы Господь избавил нас от нежданной, от внезапной смерти. Та болезнь, те мучения, которые часто испытывает человек перед смертью, – это огонь очищения для его души, и человек, находясь в вечности, больше будет благодарить Бога за эти страдания, чем за самые приятные ощущения, полученные в этой жизни.
Иногда смущает нас мысль, что истинно добрые люди болеют, страдают, бывают гонимы и притесняемы и часто умирают рано, а некоторые люди, порочные и грешные, доживают до глубокой старости, как будто болезни и несчастья их не касаются. Братия и сестры, кто делает добро и страдает, тот – самый «счастливый несчастливец», потому что ждет его великая награда от Бога. Св. Иоанн Златоуст говорит: «Если ты делаешь добро, а получаешь на земле в ответ неблагодарность и зло, то знай, что велика твоя награда, венец твой будет сугуб» (то есть увеличится вдвое).
А те люди, которые грешат и пользуются земными благами безнаказанно, – они забыты и отвергнуты Богом; это самая страшная участь – уже здесь, на земле, они живые трупы.
Иной суд человеческий – иной суд Божий. Некий прозорливец видел, как умирал знаменитый затворник и как умирал нищий. Затворника считали святым, люди думали, что их город стоит лишь по его молитвам. Когда пронеслась весть, что он умирает, огромная толпа собралась у стен монастыря с зажженными свечами и светильниками. Все плакали и молились, чтобы Господь продлил жизнь затворнику, как думали они – их спасителю. Но увидел святой, как затворника окружила толпа демонов, и услышал голос с неба: «Этот человек не дал Мне места в своей душе – он не Мой». Это был голос Господень. Демоны, бросившись, пронзили душу затворника трезубцем и исторгли ее из его груди.
И видел тот же монах-прозорливец, как умирал нищий, презренный и забытый миром. Умирал он у забора, одетый в лохмотья. Господь сказал двум Архангелам, Михаилу и Гавриилу, чтобы они принесли к Нему душу нищего, но велел не исторгать ее насильно. И вот подошел к нищему Архангел Михаил и сказал: «Кончается твоя земная жизнь». Но нищий боялся умереть, он боялся грехов своих. Тогда Архангел обратился к Богу и сказал: «Господи, Ты не велел насильно брать его душу». И сказал Господь: «Пошлите к нему пророка и псалмопевца Давида, пусть он воспоет ему небесную песнь», – и когда услышал нищий эти сладостные звуки, то рванулась душа его из тела, взяли ее Архангелы и понесли ко Господу.
Братия и сестры! Наша жизнь – это запечатанная книга. Здесь, на земле, мы можем прочесть лишь несколько первых страниц, остальные же мы увидим и прочтем только в вечности.
Господь воскресил сына вдовицы – это образ будущего воскресения мертвых. Господь обладает жизнью и смертью. В день Всеобщего воскресения Он воскресит и спасет души истинно покаявшихся христиан и вручит их Матери их – Небесной Церкви уже навеки.
Аминь.

[селяви]

"Открывает глубокое из среды тьмы, и выводит на свет тень смертную"
(Иов. 12, 22)

Самые темные стороны нашей жизни всего яснее служат для откровения небесного света - вот что испытал на себе тот человек, который прошел по самому мрачному пути. То, что Иов постиг вследствие своих испытаний, тому учимся и мы с каждым днем: крест есть венец нашей славы; камень, который отвергли строители, стал главою угла.

Вы ищете тот свет, который рассеет могильную мглу и осветит для вас жизнь загробную, но вы не понимаете, что сама смертная тень обратится в свет и что Он "выводит на свет тень смертную", как говорит Иов. Слова эти доказывают, что свет является именно тогда, когда мы думаем, что он исчез навеки. Мы, христиане, в образе смерти всего яснее видим образ жизни вечной. Не поражала ли нас вечерняя заря на темном небе? Не случалось ли нам быть свидетелями того, что, когда "земной дом, сия хижина, разрушается", тогда живее становится "жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный" (2 Кор. 5, 1). Не испытали ли и мы на себе необычайную, неизъяснимую силу, непонятное для нас самих возрастание веры нашей именно в те тяжелые минуты, когда нам казалось, что мы покинуты всеми? В непосильной борьбе, среди мрака горестей и скорбей, мы только глазами веры могли узреть луч света; вера поддержала нас, надежда блеснула нам среди мрачных туч, и сама смерть стала для нас откровением другой, высшей, истинной жизни!

Не ропщите на окружающий вас мрак. Он даст вам понять то, что вы прежде не знали, - существование мира невидимого, силу, превышающую нашу человеческую силу, и из этого мрака послышится вам голос Господень: "Да будет свет" (Быт. 1, 3).