Просто захотелось поделиться:)

[lyymnn]

Было время, пыталась писать. Просто захотелось поделиться.


Моему любимому мужу посвящается.


Просто.

Сначала зачесались ноги.
Ощущение было такое, словно ночью на них от души попировала целая армия комаров. Затем эта же армия, похоже, добралась и до рук. Примерно через час, вся покрытая мелкой красной сыпью, я сидела, забившись в угол, на огромной душной веранде нашего южного дома и, плача во весь голос, неистово чесалась. Зуд был невыносимым!
Ни на секунду не отрывая рук от своего измученного тела, я, плача и причитая во весь голос, требовала, чтобы муж немедленно отвез меня в аэропорт. Подальше от этого далекого и душного, затерянного в горах села, от этой нестерпимой жары и обуявшей меня внезапной болезни. Он в растерянности стоял рядом и с виноватой улыбкой пытался сунуть мне в руки влажное полотенце. А когда вернувшаяся с рынка и выслушавшая историю моей скоротечной чесотки свекровь спросила: «Инжир, инжир вчера собирала? »,- он вдруг ужасно обрадовался и, велев мне собираться, побежал заводить машину.

***

С будущим мужем я познакомилась незадолго до новогодних праздников, на вечеринке, у своей однокурсницы. Он пришел туда со своим знакомым, очередным парнем моей любвеобильной подруги. Лично мне он не понравился. Лысоватый и большеносый, к тому же, явно кавказской внешности. Зато он прицепился ко мне крепко и сразу, весь вечер не отходил ни на шаг, а когда меня приглашали танцевать, обижался так, как будто я уже была его женой или невестой.
Оказалось, что он геолог, здесь у нас проездом, сам родом из далекой, южной республики и еще, что он влюбился в меня с первого взгляда.
Честно говоря, я была рада, что он проездом. За вечер он мне ужасно надоел своим немногословным постоянным присутствием, и я откровенно обрадовалась, узнав, что самолет у него сегодня ночью.
Все же он так и напросился ко мне в провожатые. Мы, молча, ехали в такси, и уже стоя у подъезда и понимая, что я вовсе не собираюсь приглашать его на чашку чая, он неожиданно разговорился. С вдохновением рассказывал он о красотах Севера и величавости Байкала, о необычной встрече с медведем в глухой Сибирской тайге и о далекой южной Родине. На удивление он оказался хорошим рассказчиком. Описание его было ярким, а все истории пронизаны легким ироничным юмором. И, наверное, именно поэтому, расставаясь, я дала ему номер своего телефона...

Он позвонил ранним февральским утром. Спросонья я никак не могла понять, кто это, а поняв, расстроилась. Мне совсем не хотелось видеть этого настырного геолога, но он был настойчив, и скрепя сердце я согласилась пойти с ним в кино, на дневной сеанс.
Нарочно опоздав на полчаса, с надеждой на то, что кавказская гордость не позволит ему ждать женщину, да еще на морозе, я не спеша подошла к кинотеатру. Был выходной, и на улице было многолюдно. Стараясь найти его глазами, я вдруг поняла, что не могу вспомнить лица. Внезапно, как из-под земли, передо мной вдруг возникла подозрительная личность, облаченная в голубую болоньевую куртку с золотыми пуговицами и огромный мохеровый берет, напоминавший заросшее пожухшей травой взлетное поле аэропорта. Прикрывая лицо огромным букетом гвоздик, личность направилась прямиком ко мне. Когда я поняла, что это он, было уже поздно, волна истеричного хохота накрыла меня с головой.
Как потом оказалось, эту куртку и берет, он купил за бешеные деньги на местной барахолке, у изворотливых « перестроечных» цыган. Будучи человеком, не искушенным в моде, большую часть времени проводящим вдали от людей и цивилизации, он был убежден ловкой торговкой, продавшей ему куртку, что сейчас его смело можно фотографировать для обложки модного журнала.
В кино мы тогда не пошли, а пошли к моему знакомому фарцовщику. В модной голубой «Аляске» мой спутник стал выглядеть совсем даже ничего. Нос уже не казался таким большим, а смуглость кожи на фоне снежной зимней белизны, придавала ему определенный шарм.

***

Очнувшись от воспоминаний, я обнаружила, что петляя по извилистым улочкам, мы почти подъехали к больнице. Ярко - белое здание, стоящее в окружении зелени, на фоне далеких желтоватых гор, смотрелось удивительно нарядным и свежим.
Муж зашел внутрь и через пару минут выбежал на крыльцо радостный и заметно повеселевший. Оказалось, что врач, его давний приятель, еще со школы, и он, ну обязательно, мне поможет.
Кабинет поразил меня своим необычным размером и пустотой. Он был длинный, как пенал, и кроме большого, покрытого зеленым сукном стола, за которым восседал школьный друг моего мужа, мебели там не было. Может у них шел ремонт?
Честно говоря, на таком расстоянии я даже не смогла его разглядеть, этого «давнего» приятеля мужа. Блестели на солнце большие очки в роговой оправе, а шапка волос на голове напоминала папаху чабана. Я направилась было к столу, но он жестом остановил меня и, помолчав примерно полминуты, с умным видом объявил, что у меня аллергия и он выпишет мне таблетки, которые я буду принимать по строгой схеме.
Это был самый необычный, в моей жизни, визит к врачу. Каким образом он ухитрился поставить диагноз с расстояния, по крайней мере, пяти метров?! До сих пор это остается для меня загадкой. Но выписанные таблетки действительно помогли. Уже к вечеру мне стало легче, и я смогла заснуть.

Проснувшись с первыми лучами солнца, я поняла, что хворь отступила. На душе было удивительно легко и спокойно. Лежа на боку, вглядываясь в такое знакомое и родное лицо мужа и прислушиваясь к его ровному дыханию, я вдруг отчетливо поняла, что абсолютно и бесстыдно счастлива!
Счастлива, просто от того, что вот-вот начнет громко кукарекать горластый петух под окном, созывая своих многочисленных жен на завтрак. Затем соседка принесет молоко и будет громко разговаривать со свекровью на незнакомом гортанном языке, отчаянно жестикулируя и охая, а над селом поплывет сладкий аромат свежевыпеченного хлеба!
Проснется мой любимый. Повернув ко мне родное, немного припухшее спросонья лицо, он улыбнется, а затем крепко обнимет меня и потянет к себе. Отчаянно хлопая, босыми пятками по крашеному полу прибежит наш маленький сын... И наступит новый день!

[lyymnn]

Счастье есть….


Мой взрослый сын, стоя в дверном проеме и лениво потягиваясь, в недоумение смотрел на меня. Всклокоченные со сна волосы и длинные неказистые ноги, делали его похожим на неуклюжего страуса, зачем-то нацепившего цветные трусы.
Трусы, кстати, у него были классные, ярко красные, в крупную белую ромашку, почти как у волка из мультфильма «Ну, погоди».
- Мам, ты чего?
- Ничего, сынок. Пою.
- Ну, ты даешь. На часы смотрела. 2 часа ночи. Соседи, наверное, уже милицию вызвали.
Что-то случилось?
- Ничего не случилось, но обязательно случится. Я, в этом, уверена!

«…Новая встреча лучшее, средство от одиночества
Но и о том, что было, помни не забывай!»


А я никогда и не забывала. Хотя помнить, по большому счету, было нечего.
Из роддома меня никто не забирал. Сергей был на даче, с семьей.
Как-то так вышло, что мы стали жить вместе, сразу, как муж и жена. Одним хозяйством. Он сказал, как отрезал: -С прошлой жизнью покончено. К жене я не вернусь! Давай жить вместе! И мы стали жить. Я была на седьмом небе от счастья. Порхала, как мотылек. Да вот и обожгла свои крылышки. Да и разве могло быть иначе.

«Метр с кепкой», так звала меня, моя закадычная подруга Ленка, длинноногая рыжая дылда, под метр восемьдесят ростом. Ни один мужик не мог пройти равнодушно мимо этих километровых ног. А я что, «соплей перешибешь»! Тридцать восьмой размер одежды и росточком, метр пятьдесят, в босоножках! На меня и внимание никогда ребята не обращали. Хотя нет, вру, был один, обращал. В интернате.
Юность моя начиналась в интернате, куда сплавила меня мать-кукушка, уехавшая за очередным мужиком, на Север. Бабуля, боявшаяся деда-тирана, забирала меня домой, только на выходные.
Так вот, его звали Вован. Вот именно Вован, а не Вова или Владимир. Интернатовский «смотрящий», здоровенный бугай, с низко посаженным лбом и глазами буравчиками.
Как только закрывалась дверь за бабулей, он подскакивал ко мне и ехидно спрашивал:
-А что, кильки тоже в школу ход-ю-т? При этом он больно тыкал мне указательным пальцем, под ребра. В течение дня Вован не давал мне покоя. Постоянно задирая, отвешивая подзатыльники и тыча своим корявым пальцем, мне в спину. Остальные ребята, боясь оказаться на моем месте, подобострастно хохотали. Учителя же делали вид, что ничего не происходит. Жизнь моя, была похожа на ад.
В конце концов, когда в очередной понедельник, бабуля стала собирать меня в интернат, я, заверещав как кролик, упала перед ней на колени. Вцепившись костлявыми пальчиками ей в лодыжку, я заявила, что если она поведет меня в ненавистное заведение, то сегодня же я спрыгну с крыши или вскрою себе вены, в интернатском грязном туалете. Эта недетская угроза, из уст зачуханной десятилетней девочки, прозвучала, для бабули, как гром, среди ясного неба. Она заревела вместе со мной и, зайдя в комнату к деду-деспоту, категорично заявила, что если он, не разрешит ей забрать Машку (Машка, это я) из интерната прямо сегодня, то пусть пеняет на себя. Она (бабуля) обихаживать его, старого хрыча, больше не будет и подаст, в одночасье, на развод.
Ошеломленный заявлением, обычно тихой и покладистой жены, дед только рукой махнул. Судьба моя была решена. Больше я в интернат, не ходила.


В тот год я работала в продуктовом магазине. Времена были трудные. В магазинах, шаром покати. Заведующая моя, махнув на все рукой, уехала на неделю на юг, с очередным ухажером. Меня же оставила себе на замену, как самую ответственную и безотказную работницу. Работать я любила. На работе были люди. Домой, в пустую квартиру, мне, после смерти бабули идти не хотелось.
Дед умер, через пару лет, после того, как меня забрали из интерната. Инфаркт.
Зажили мы с бабулей душа в душу и так прикипели друг к другу, что с ее смертью из меня как будто вынули сердце и заполнили то место, где оно было, холодным зимнем воздухом. Да и кто бы меня мог отогреть?
Ну, так вот. Заведующая уехала, а нам вдруг подарок. Завезли в магазин партию синюшных замороженных цыплят. Все бы ничего, в те времена тотального дефицита и таким доходягам все были рады, но партия была явно просроченная. Издавали, эти синенькие тушки, запах неприличный. В магазине же, как назло, сломался большой холодильник. Стало ясно, что куры обречены, а сними и я.
Вот эти самые, плохо пахнущие цыплята, с длинными не выщипанными шеями и жалобно свисавшими фиолетовыми лапками, в мгновенье ока изменили всю мою жизнь.
Понимая, что вся недостача за испорченную птицу будет на мне, я не придумала ничего лучшего, чем отвезти часть товара, не убравшегося в холодильники, к себе домой, и постараться придать курице товарный вид, путем вымачивания в ванной с марганцовкой.
Шофер пойманной машины оказался разговорчивым. Наверное, из жалости ко мне, а может из желания быстрей избавить машину от вонючего груза, он помог мне втащить «ароматные» ящики в лифт. Затем, немного подумав, решил проводить и до квартиры. Уже стоя на кухне, с полотенцем на плече, он вдруг улыбнулся и, протянув мне руку сказал: -Ну, что красавица. Давай знакомиться. Сергей!

Сейчас, по прошествии многих лет, я отчетливо понимаю, что все бабы дуры и я в их числе. С легкостью попалась я на удочку изворотливого мужика, которому после ссоры с женой негде было жить. Тогда же, я и поверить не могла своему счастью.
Неловко пряча за спину руку, пахшую несвежими курами, я прошептала:
- А я, Машка. Ой, Мария!
- Ну что Мария? Кур у нас много. Можно и свадьбу справить. Весь дом цыпленком - табака накормим. Пойдешь за меня?
В этот же вечер, по-хозяйски развалившись, после ужина, на старом дедовском диване, Сергей сказал, как отрезал: -Ты не боись кроха. С той жизнью покончено, к жене я не вернусь. Давай жить вместе!
А когда через три месяца, светясь от счастья, я прошептала ему на ухо, что у нас будет ребенок, и он твердо заявил: - Рожай Машка, одним мужиком на свете больше будет! - я окончательно поверила, что счастье есть!


Беременность протекала тяжело. Я была измучена токсикозом и аллергией, но это было ничто, по сравнению с переполнявшим меня женским счастьем и ожиданием чуда.
Пребывая в состоянии эйфории, я не сразу заметила, что вокруг меня что-то изменилось. Счастья мое постепенно рассыпалось, как замок из песка, смываемый набегающими волнами.
Однажды Сергей не пришел ночевать, сославшись на то, что мать заболела. Через некоторое время позвонил с работы и сказал, что его посылают на неделю в командировку. Вернулся он из командировки какой-то непривычно тихий и молчаливый.
Утром я пошла в булочную, а вернувшись, поняла, что что-то не так. Не было его куртки, на вешалке в прихожей и ботинок, на коврике возле двери.
Холодея от предчувствия беды, я бросилась в комнату и открыла шкаф. Сиротливо висела моя скудная одежонка. Вещей Сергея не было.
Опустившись на пол, возле шкафа, я завыла в голос, по-бабьи. Безысходное громадное горе, заслонившее собой солнце и весь белый свет, навалилось на меня сразу, безнадежно и грубо. Обнажив в один миг всю правду жизни, всю ее мерзость и подлость.

Он заходил потом, пару раз, приносил деньги. Я не брала. Он оставлял на тумбочке в прихожей. Смотрел виновато, оправдывался: - Ты пойми, малыш! Там моя семья! Я люблю их. Все в жизни бывает. Понимаешь?
Я не понимала. Я не могла жить, дышать. И только то, что внутри у меня билось еще одно маленькое сердечко, придавало мне сил слушать его, молча, с улыбкой на губах. На самом же деле мне хотелось вскочить, на его глазах, на подоконник, и прыгнуть вниз, с девятого этаж, расправив руки, как крылья, чтобы навсегда воспарить над этим ненавистным городом, над непонятным и тоскливым миром, где не осталось для меня ни места, ни надежды, ни любви…

Из роддома меня никто не встречал. Я вышла на крыльцо, щурясь от яркого солнца и прижимая к себе сопящий сверток, в котором лежал самый дорогой мужчина на свете. Мой крохотный сынок, теперь единственная моя любовь.


Вчера я опять задержалась на работе. И снова эта красивая иномарка стояла возле офисного центра.
- Привет! А я вот мимо ехал, дай, думаю, заскочу. Может, увижу старую знакомую. Садитесь, подвезу!
Его голубые глаза смотрели прямо в мою душу и в них, маленькими забавными чертиками, скакали искорки улыбки.
- Да мы вроде с вами и не знакомились!? – улыбнулась я в ответ, наблюдая, как очередной чертик запрыгал в его зрачках.
- Ну, так давайте познакомимся, - протянул он мне сильную широкую ладонь.
- Виктор!
Рука была горячая и сухая.
-Мария!
- А ты знаешь Мария! Я сразу понял, что нам по пути, как только увидел тебя. Такую красивую, одинокую и беззащитную. Ты мне веришь?


Ночью мне приснилось, что я летаю. Во сне я встала на подоконник, расправила руки, как крылья и смело шагнула вниз, с девятого этажа. Не для того, чтобы навсегда раствориться в бесконечности, а для того, чтобы пролететь над этим прекрасным голубым миром, ощутив себя частью волшебной планеты, полной, гармонии, счастья и любви! Проснувшись, от переполнявшего меня ощущения полета и свободы, я села на кровати и запела во весь голос, первое, что пришло на ум. И теперь уже не единственный, но по-прежнему самый любимый мужчина в моей жизни, мой взрослы сын, проснувшись от моего пения, стоя в дверях и лениво потягиваясь, пробасил, не в силах скрыть набегающую улыбку:

- Мам, ты чего?
- Ничего, сынок. Пою.
- Ну, ты даешь! На часы смотрела. 2 часа ночи. Соседи, наверное, уже милицию вызвали.
Что-то случилось?
- Ничего не случилось, но обязательно случится. Я в этом уверена!

«…Новая встреча лучшее, средство от одиночества
Но и о том, что было, помни не забывай!»

[Берта]

Леночка, хорошо пишешь. Мне очень нравится. Продолжай, пожалуйста.
Одна из моих подруг, проводив мужа в вечность, закончила курсы сказкотерапии. Даже первая книжка уже вышла.
Творчество оживляет. Помогает жить.

[Игорь 20120]

Очень понравилось, спасибо!

[lyymnn]

Мед.

Моему отцу посвящаю…



-А я вот беременная сильно поправлялась, и врач меня заставлял, постоянно, разгрузочные дни устраивать. Огурцами, - взахлеб рассказывала Люда.
-Так представляете девки, сыну уже двадцать скоро будет, а у него вкусней огурца ничего на свете нет. Для него эти огурцы, лучше всякого ананаса. Кому скажу, никто не верит. Генетически спланированная огуречная зависимость! - и довольная своей шуткой Люда захохотала.
- А разве такое, может быть? - усомнилась Инна.
Она была еще совсем молодая и поэтому всегда во все сомневалась, и на все имела собственное, и, с ее точки зрения, правильное мнение.

Мы сидели на заднем крыльце школы. Стояло теплое августовское утро. Лето подходило к концу.
В школе заканчивался ремонт. Совсем не хотелось возвращаться в холодное, пахнувшее свежей краской пустое здание, нарушая то, хорошо всем известное, умиротворенное состояние отпускника. Лень было погружаться в хлопотные учительские будни. Было просто приятно, вот так, сидеть без дела, болтая ни о чем, подставив свежему утреннему ветерку загоревшие, за лето, лица.

-А я вот мед ненавижу! Меня даже от запаха выворачивает, - вдруг вставила, молчавшая до этого Елена, наш завуч, по воспитательной работе.
- Вот хочешь, верь, Инночка, хочешь, нет. Прямо наизнанку выворачивает!

***

Шло кровавое лето 1941г. Советская армия отступала по всему Западному фронту, неся оглушительные потери...
Их было трое. Два сосем юных пацана, новобранца, не успевших еще толком понять, что такое армейская служба, и взрослый, но щуплый и жалкий на вид лысеющий мужчина. Учитель истории, потерявший где-то свои очки, постоянно близоруко щурящийся и от этого казавшийся еще более жалким и беззащитным. Он прибился к ним по дороге. К военной службе никакого отношения не имел, был в отпуске, в родном городишке, попавшем в зону военных действий, и пытался, любыми путями, вернуться в Москву, к семье. Те же двое, выходили из окружения.
Плутая по глухим белорусским лесам, постоянно натыкаясь на болота и топи, они к концу третьего дня окончательно обессилили от голода и страха, гнавшего их вперед и вперед. Все они были жителями сугубо городскими, в лесу ориентировались плохо и, похоже, уже давно кружили по одному и тому же месту. К рассвету, четвертого дня, они внезапно вышли на брошенную пасеку. Было непонятно, откуда здесь в лесу взялись эти голубые крашеные ульи, где пасечник, но появилась надежда выйти из леса, а главное, возможность поесть. Мед, питательный и вкусный был совсем рядом, надо было только достать его из жужжащих, как трансформаторные будки, ульев.
Всю ночь шел дождь, они были промокшие, замерзшие и злые. Эта злость придала им сил. Натянув нижнее белье на голову, и сделав прорези для глаз, они доставали и доставали полные первого, остро пахнущего, летнего меда соты, а затем, отмахиваясь от яростных пчел, бросились в спасительную гущу леса.
Приятная сытость и сладость сморили их, и они уснули мертвецким сном, в постепенно прогревающейся чаще леса, не обращая внимания на пирующих комаров.
Жажда навалилась вдруг как-то сразу, резко и тяжело. Мед высушил нутро, языки распухли и потрескались. Казалось, что медовая сладость залила всю сущность, просочилась в каждую клетку тела, сделав его вязким и замедленным, постепенно, но верно засахаривая мозг. В панике они стали метаться по лесу в поисках воды, кружа как обычно по одному и тому же месту и, с упорным постоянством, вновь и вновь натыкаясь на ненавистную теперь пасеку.
Наконец самый старший из них смог успокоиться и взять себя в руки. По-прежнему беспомощно щуря глаза, он приказал остальным идти за ним и сам пошел вдруг, уверено строго на восток, выбрав направление по высоко стоящему солнцу. Они же затрусили за ним, тяжело дыша, как побитые щенки, проклиная все на свете и мечтая только об одном, чтобы пошел дождь или, наконец, набрели бы они на мучившие их ранее болота. Но все было тщетно!
Самый молодой вдруг резко упал, потеряв сознание от обезвоживания и жары, ткнувшись лицом в землю и не мог, или не хотел больше подняться. Они же, боясь не найти обратной дороги, не решились оставить его в лесу и были вынуждены тащить волоком, по траве, обдирая ему лицо и руки. В конце концов, когда силы уже совсем оставили их, и они, полубезумные и обессиленные уже готовы были сдаться и упасть рядом с младшим, судьба сжалилась над ними. Лес в одночасье расступился и они, не веря своим глазам, увидели бесконечное, залитое предзакатным солнцем поле и блестевший вдали изгиб реки...
***
- Одним из этих солдатиков был мой отец, - глядя вдаль повлажневшими глазами закончила свой рассказ Елена.
- Да, вот тебе и мед, - промолвила Люда.
- Да, вот тебе и мед, - повторила за ней шепотом притихшая Инна. - А ты то, Людка, огурцы, огурцы...

[Игорь 20120]

Лена, просто замечательно! Восхищаюсь
вашими рассказами! Да и военная тема всегда была очень близка...

[Dobro13]

Лена, тебя хочется читать и читать...
Пиши,у тебя отлично получается и я буду покупать все твои книги)

[lyymnn]

Спасибо. Но книг не будет, мне лень)

[Берта]

Лена, очень хорошо!

[lyymnn]

Мы шагали по небу и радуге,
По воде, без тропы и тропой,
Загорали лежа на солнце
И качались на луне золотой.
Мы держали звезды в ладонях,
Обнимали целые города
И шептали, сливаясь губы
-Это все для тебя, для тебя…

Мир окрасился цветом сепия.
Не испить эту горечь до дна.
Нет тебя больше в жизни этой,
Да и жизни нет, без тебя…