Есть люди, которых вспоминаешь легко и улыбкой. Потому что они – свет и кислород этого мира. У них нет ничего и одновременно есть все. Все – это огромная душа. В ней есть место и голубям, и соседским детям, и случайным прохожим.
В сентябре именно я стала случайным прохожим. Впрочем, случайным ли? Не могу иначе объяснить это ощущение – вставай и иди. Так надо. Именно по этой дороге.
На дороге стояли – невысокий мужчина в шляпе, девушка, девочка и собачка. Я шла мимо, фотографировала небо.
- Девушка, а вы нас не сфотографируете? – это было произнесено с приветливой улыбкой.
Завязался разговор – один из ни к чему не обязывающих диалогов. Девушка с дочкой потихоньку ушли, и мы остались у синей калитки вдвоем. Мне было совершенно некуда торопиться.
Когда Павел Петрович (он же – дед Паша, он же – Йолупукки, потом объясню, в чем там дело) сказал, что в апреле не стало его жены Гали, это изменило все.
- Вы знаете, у меня тоже…
- Да что вы…
У обоих задрожал голос. Мы обменялись телефонами (если будет одиноко – приходи!). Я возвращалась домой уже в сумерках.
Так мы и подружились.
Могу сказать точно – Павел Петрович помог мне пережить ту первую тяжелую зиму после потери. Мы часто созванивались. Он рассказывал о своем детстве, а я все говорила – вот написать бы про вас! Отшучивался. По телефону мы пели песни из «Свадьбы в Малиновке» (наверное, я тогда больше ни с кем не могла позволить себе такой роскоши – чтобы не подумали, что я сошла с ума). Павел Петрович рассказывал про коз и его зверей. Две забавные истории запомнила очень отчетливо.
Соседский бородатый козел привык попрошайничать, стоя на дороге, по которой вечерами возвращались дачники. Кто морковку сунет, кто яблоко...
А одна весьма корпулентная дама несла ведро груш. Козел перегородил ей дорогу, глядя весьма заискивающе.
- Пошел ты...
И замахнулась.
Через долю секунды дама уже сидела на дороге, не устояв от крепкого толчка, а вокруг были разбросаны груши.
Павел Петрович с соседом,стоя у калитки, полегли со смеху. Надо ли говорить, что словесно досталось и им...
Однажды Павел Петрович подвязывал огурцы. Вечером привяжет,а утром все веревочки развязаны. И так несколько дней подряд. Тогда сердитый хозяин решил встать пораньше, чтобы подкараулить хулигана. В свете утренней зари увидел, как веревочки развязывали два...волнистых попугайчика...
Конечно же, Павел Петрович много рассказывал про Галю. Я видела ее фотографию. Видела, впрочем, на снимках всю его семью, как и сына Володьку, который похоронен рядом с любимой Галочкой.
В глазах – картинка. Павел Петрович сидит на скамеечке возле памятника и перебирает руками хлебные крошки.
- Я им принес, а они что-то не клюют, не поминают…
Он был совершенно уверен, что я пришла к нему от Гали. А мне было особенно дорого, что он всегда сперва заходит к Саше. Знаю, что он разговаривал с ним и рассказывал про меня.
А еще летом мы поднимались высоко на гору. Павел Петрович сказал, что там можно найти окаменелости – аммониты и белемниты. Впрочем, он называл их «чертовы пальцы» и считал, что они даже лечат ему спину. У меня и сейчас в кармане лежит остроконечный камешек.
В один из вечеров, когда я сидела на низкой скамеечке у калитки, а Павел Петрович по привычке на корточках, он признался, что очень любит музыку.
- Это все Галя…Она мне показала мир.
И мы тогда слушали Фрэнка Синатру, который томно пел про Нью-Йорк. А я потом шла домой с кулечком цветочных семян – гладиолусы, цинии. Гладиолусы посадили прошлым летом у школы, и они выстрелили упругими красными бутонами. Цинии бросили в землю этой весной, прорастут ли?..
Вообще от Павла Петровича невозможно было уйти без подарка. Эти его трогательные гостинцы, как он их называл – раритеты…Вокруг него всегда крутились соседские дети. Он их очень любил и щедро оделял сладостями. Они крутили для него «колесо» и рисовали сердечки на воротах.
Именно поэтому – Йолупукки. Он мне так и открытки подписывал.
Дети говорили, что он должен жить до ста лет. И он очень хотел увидеть, как они вырастут. Переживал, как сложится будущее у его дочерей – Люды и Светика, у внучек. Но Галя, Галя…Вспоминал всегда.
У Павла Петровича было безукоризненно джентельменское отношение к женщинам. Он - человек широкого жеста и чистого тона…Как мелодия без фальши. Женщинами он восхищался как произведением искусства, всегда подмечал детали образа. Художник же…На стенах его домика висели картины маслом – прекрасные незнакомки.
Эти картины стали одним из последних моих воспоминаний. Накануне того дня, в котором Павел Петрович окончательно слился с потоком света, мы увиделись, и я попросила разрешения сфотографировать его работы - на память. А вот его личного снимка у меня так и не осталось. Но воспоминаний много. И они такие живые…Как будто сейчас раздастся звонок:
- Лен, привет! Как дела?
Привет, Павел Петрович! Я все-таки про вас написала. Знаю, что вы не сердитесь…
