Мы в город изумрудный идём дорогой трудной...

Вразумление

Все знают или, хотя бы, догадываются, как трудно бывает матери ребенка-инвалида. Но могу сказать, что и со вторым, здоровым ребенком бывает непросто. Боль и страдания, пережитые с первым, перекрываются волной счастья от второго. Вот оно, солнышко, свет в окошке, надежда и радость... Бегает вокруг, играет, лопочет на своем, пока еще не очень понятном языке. Глазки видят, ушки слышат, ручки-ножки работают, головка соображает - дай Бог каждому. Слава Тебе Боже наш, Слава Тебе! Наконец-то можно заглянуть в глаза и встретить ответный взгляд. Как же этого не хватало долгих 10 лет... Колесо жизни повернуло в сторону заката и такое благословение от Господа наполняет душу щенячьим восторгом. Есть объект для проявления скопившейся нерастраченной любви и нежности. И вот тут-то кроется ловушка. Надо поймать грань между любовью и залюбливанием, между снисхождением и потаканием, между заботой и балованием...
Наконец пришел тот день, когда первые плоды моей безумной любви созрели - в ответ на какой-то запрет я получила от отпрыска кулаком по коленям с криком: «Не люблю!» И тут я вспомнила прочитанный когда-то рассказ, как старый священник не принимал жертву на храм от мужчины, избивавшего свою престарелую мать. Я отстранилась от сына, заглянула ему в глаза и строгим голосом сказала: «Господь никогда не подаст милость в руку, бьющую свою мать!» Развернулась и вышла из комнаты. Через некоторое время, проходя мимо открытой двери, я увидела, как сын стоит на коленях перед святым углом, держит в руках икону Ангела-Хранителя, истово целует ее и крестится не переставая. Увидел меня, бросился с криком: «Мамочка! Люблю! Люблю!» Обхватил мои колени и залился слезами...
По-видимому, сын получил вразумление от Ангела-Хранителя. Да и мне был повод подумать о своем поведении....

Конфетка

Не люблю я всякие похоронные дела, но пришлось мне однажды заняться этими хлопотами вплотную. Померла моя тетка. Родственников то у меня предостаточно - мамина семья была многодетна, но как то так получилось, что с родней она особо не общалась, а уж нам, детям, и вовсе было мало заботы до родственных связей.
Тетка моя жила одна. За всю жизнь так и не послал ей Господь ни мужа ни деток. Но своего кота сиамского любила беззаветной любовью от всего недолюбленного сердца. Кот отвечал ей полной взаимностью и чужих никого на порог не пускал. При этом родственники тоже входили в разряд чужих. Жаль, что век кошачий недолог и однажды и кот ее оставил. Тетка горевала, но нашла утешение в окрестных бродягах - котах и кошках. Кормила их по помойкам, расходуя чуть не половину своей мизерной дворнической зарплаты. Вторую половину тратила на квартиру и... бутылочку. От одиночества стала прикладываться к ней все чаще и чаще... По молодости работала она на швейном комбинате. Работала честно, с душой, была у начальства на хорошем счету и зарплата была соответствующая. При этом жизнь она вела простую - ни к вещам, ни к деликатесам, ни к зрелищам пристрастий не имела, а вот... бутылочку и тогда позволяла, чтоб скрасить одиночество. Подошёл возраст, а тут ещё и финансовые трудности на предприятии. Тетку сократили, с уважением выдали выходное пособие и «сделали ручкой». Куда пойдешь в предпенсионном возрасте, без образования, да всю сознательную жизнь проработавши на одном рабочем месте? В дворники... Смирил Господь под старость гордыню от своей значимости и широкого достатка... Ничего, тетка и тут работала с привычной ответственностью и старанием. Да и к любимым котам - кошкам была поближе. С людьми как-то не получалось так легко, как с животными. Вроде как все виноваты в том, что жизнь прошла мимо, а и вспомнить нечего. Мама говорила, что у тетки дома была старинная Казанская икона Божьей матери, доставшаяся от кого-то в роду, и что плакала она ночами перед этой иконой, хоть ни разу ни в церкви не была и дома ни одной церковной книги не имела. И вот призвал ее Господь. Получила первую пенсию и посреди ночи, одна, отошла ко Господу душа ее бесхозная....
Утром собрались родственники - такие же пенсионеры, как она. Встал вопрос организации похорон. Из молодых я была одна, поэтому все взоры обратились в мою сторону - мол кто ещё если не ты? Наученная горьким опытом, я согласилась только оформить бумаги, а дальше мол сами-сами... «Без благословения, - думаю, - я таким делом заниматься не буду». Родственники мои ещё та компания - на всех не угодишь, а виноватой быть во всех бедах мне не хотелось.
На следующий день было воскресенье. Как обычно, я пошла в церковь убирать подсвечники - мое малое послушание в Александро-Невском соборе. Набила полные карманы рабочей жилетки конфетами для раздачи прихожанам на помин души новопреставленной. Ходила, раздавала конфетки и просила молитв... Уже почти все конфеты были розданы, благословение на организацию похорон было получено… Стою, сметаю кисточкой запекшийся воск с подсвечника святому Николаю Чудотворцу - у него всегда много свечек и есть время подумать и помолиться святителю. Говорю про себя: «Батюшка Николай, помоги! Помолись за рабу Божью новопреставленную Валентину. Трудная у нее была жизнь, но в общем тетка то она была неплохая.... Мне о ней дурного сказать нечего. Меня, маленькую, она всегда конфетами угощала…» Надо сказать, что во время моего детства мы жили довольно скудно и шоколадные конфеты бывали только по большим праздникам и то чуть-чуть. А у тетки на столике всегда стояла полная конфетница тёмно-синего стекла с чудесной ажурной серебряной крышечкой. Эта конфетница мало того, что была в моем представлении самым замечательным образчиком прикладного искусства, она и внутри была полна самых вожделенных и сокровенных тайн в разноцветных шуршащих обертках. Мама запрещала нам с сестрой попрошайничать, но тетка всегда улучала момент, когда она не видит, чтобы позвать в свою комнату и глазами указать на конфетницу. Это была наша маленькая тайна! Так вот, за те конфеты, я ей простила все ее прегрешения вольные и невольные, ведомые и неведомые... А главное - Казанская икона Божьей Матери. Как бы там ни было, но слезы перед Ней чего-то стоили. Стою я, значит, перед подсвечником, перед образом святителя и льются мои мысли как воск с горящей свечи. Кап-кап, кап-кап.... Служба кончилась, народ разошелся, подсвечник блестит масляной латунью… «Помолись, батюшка Николай! Ей сейчас твои молитвы очень нужны!» Только двинулась отойти, как слышу ласковый голос сзади: «Конфетку то дай!» Оборачиваюсь - никого нет... только батюшка Николай смотрит на меня со старинной иконы, а в глазах искорки... Положила конфетку на киот и пошла в тихом шоке... Через некоторое время вернулась по следующему кругу, а конфетки уже нет...
Похороны прошли как по маслу, все складывалось наилучшим образом. И в деньгах вышло в два раза дешевле, чем должно было быть, и отпел ее наш будущий епископ, и родня не переругалась, как обычно, на поминках...
Когда собирали ей с собой вещи для переоблачения, искали иконочку в руки усопшей. Дома у нее стояли две маленькие - Скоропослушницы и святителя Николая. Скоропослушница - мой самый любимый образ Божьей Матери и я хотела положить его с собой, но это была картоночка в рамке под стеклом. За долгие годы картон приклеился к стеклу и никак не хотел отставать без повреждений. Так и пришлось положить ей с собой образ святителя Николая. Мало того, что он за нее помолился, ещё и сопроводить в последний путь вызвался. Чего ещё желать? Слава Богу за все! Дивен Бог во святых Своих!

На "нет" и суда нет

Езжу я на машине уже довольно давно, лет 15. Правила, по большей части знаю и, если чего и нарушаю, то по необходимости и сознательно, оценивая последствия. Как не имеющей серьезных нарушений, мне выдали свидетельство обучающего, с которым можно накатывать часы по городу, помогая новопекущимся (ещё не испечённым) водителям улучшать свои практические навыки.
К этому времени мой папа возгорелся желанием вспомнить былую молодость и восстановить водительские права. С теорией, слава Богу, разобрались. Благо материалов, после недавнего обучения мужа, осталось предостаточно. Слушая рассказы отца о славном боевом прошлом, нарисовался он у меня в воображении крутым водилой, которому сам рогатый не брат, не говоря о светофорах... Хорошо, отправили мы его на курсы вождения, чтоб получил допуск на дороги общего пользования, а я повторила теорию, чтоб учить его ездить как правильно, а не как придется.
Выехали на дорогу. Тактика обучения у меня простая - от простого к сложному, оттачивая каждый элемент до автоматизма, и так каждый Божий день, без перерывов и до зайчиков в глазах. А папе моему, к слову сказать, на тот момент было уже за шестьдесят. Водить же личную машину была его голубая мечта всей жизни... За послушание, я не стала его сильно отговаривать, хотя сомнения в успешности предприятия закрадывались постоянно. Надежда была, что руки и ноги сами вспомнят, то есть включится мышечная память. Предчувствия меня не обманули. Папа очень сильно старался, наверное даже слишком сильно, да и былое лихое прошлое то и дело толкало под руку и давило на ногу. То знак проскочим, то свернем не там... Раз за разом мы ездили по одному и тому же маршруту, но раз за разом папа выбрасывал такие коленца за рулём, что в коврике перед пассажирским сиденьем появились вмятины - второй педали тормоза то в машине нет! Последний раз он без предупреждения и без включения поворотников махнул в правый ряд, уходящий на другое шоссе, прямо под колеса фуры. Дальнобой просвистел мимо - только побелевшее лицо водителя мелькнуло в окне. Он даже не пытался тормозить, хотя, при его массе и скорости, это было бы все равно бесполезно. Слава Богу, в месте развилки был уголок безопасности. Спаси Господи душу того, кто его придумал! Это был не уголок безопасности, а островок нашего спасения. Я успела заорать: «Куда!!!???» и вцепиться в руль, направляя машину на этот островок. С колесами и подвеской я уже мысленно попрощалась... Чудом мы успели затормозить до бордюра, в машине повисла тягучая тишина. «Зачем!?» Произнесла я с отчаянием. «Мы же ехали прямо, правильно, нам не надо было поворачивать. Я же ничего не говорила! Зачем!?» Отец сидел с отрешенным взглядом и лепетал что-то вроде того, что я же назвала улицу, по которой мы поедем, а раньше, во времена его молодости, эта улица была по правую руку, как он вдруг вспомнил... Как говорится «без комментариев»... На ватных ногах я вылезла из машины, села на водительское место, и мы молча, потихоньку поехали домой... В воскресенье, после Литургии, я подошла к иконе Скоропослушницы, упала на колени и взмолилась: «Матушка Богородица, помоги! Не знаю, что я делаю неправильно? Может я учить на могу, может я слишком нервничаю, может раздражает он меня? Или ему самому эти права не нужны? Возраст же, да и куда ему ездить то? Одни искушения. И денег на машину надо на покупку и содержание - раздоры с мамой пойдут - пенсия то не резиновая... Что делать? И учить дальше просто страшно и отказать не могу - подумает, что я его за мужика не считаю. Помоги, Матушка, устрой как нам всем лучше!»
Вышли из церкви, я отдала папе ключи и сказала везти нас домой. Дорога не сложная, чтоб навыки не терял надо пользоваться каждой возможностью попрактиковаться. Папа сел за руль, все пристегнулись и он повернул ключ в замке зажигания. Движок деловито заурчал, но... ни одна лампочка не загорелась. НИ ОДНА! Ни фары, ни габаритные огни, ни приборка - все мертвое. Брови у меня поползли вверх - «как так??» Выключил, опять завел - мотор работает, а электрика вымерла... вся... Как ехать без фар и поворотников? Мдаа... не было печали. Машинка ещё молодая, никаких проблем с ней ещё не было, от слова совсем и вдруг, такая засада... Бухгалтерский мозг лихорадочно подсчитывал стоимость эвакуатора, диагностики и ремонта, картина вырисовывалась не слишком радужная. «Ладно, давай ключи, домой едете на автобусе, я остаюсь ждать техпомощь». Когда все вылезли из машины я, по привычке, села за руль и вставила ключ в замок. Поворот ключа и... машина вспыхнула как новогодняя ёлка! Все огни, огоньки и подсветочки работали, как положено. Не веря своему счастью, я заглушила мотор, завела опять - все работает как надо. Слава Богу! И тут до меня стало доходить - это же Матушка Богородица показала: не на пользу папе это обучение, не выйдет из этого хорошего. Или сам куда влетит, или, не приведи Бог, кого-нибудь переедет - реакция то уже не та, что в молодости. Вышла я из машины, рассказала про свою молитву к Скоропослушнице. Папа помолчал, вздохнул тяжело и сказал: «Ну что ж... На «нет» и суда нет». На этом и закончилось наше обучение-мучение. Да и мама вздохнула с облегчением...

Страх Божий

Люблю я лето! Дети на каникулах. Всех забот с ними - приготовить поесть, да спать уложить. С этим прекрасно справляется и муж. Дедушка с бабушкой только и ждут возможности заполучить отпрысков в свои объятья и охватить их своей неуемной заботой. Почему то бабушка уверена, что дети очень худые, а дедушка считает, что мы уделяем им слишком мало времени. Слава Богу, что у них времени предостаточно и мне можно с чистой совестью отправиться паломничать, хоть куда-нибудь. В этот раз выбор пал на Пюхтицкий монастырь, на день празднования иконы Божьей Матери «У источника». Обычно я избегаю больших скоплений людей - мне больше по душе тихие монастырские службы, когда никто не отвлекает, не толкает, есть возможность спокойно поговорить со священником и с Богородицей. Но престольный праздник - это тоже своего рода духовное переживание, радостное, чистое, хоть и суетное, но покрываемое благодатью Пресвятой Богородицы. Поговорив с домашними, мы решили поехать вдвоем с Настей, моей слепой дочкой.
Отстояв вечернюю, причастившись на Литургии святых Христовых Тайн, мы вышли во двор монастыря. Там уже скопилась огромная толпа народа. Перед лестницей, ведущей в храм, стояли двое деревянных носилок с иконами - чудотворной иконой Успения Божьей Матери и «У источника» - редкий образ, где Богородица изображена одна, в полный рост, стоящая на земле, чем показана Ее особая близость к нам, грешным. Матушки выбирали из толпы крепких и высоких мужчин, чтобы нести носилки, а я, с болью в сердце, посетовала, что муж остался дома. Если бы он был с нами, то обязательно попал бы в число избранных для такой чести - нести на своих плечах Царицу Небесную! Крестный ход двинулся, но не к источнику, а, по болезни матушки Игумении Варвары, дошли только до монастырского кладбища, где и отслужили молебен.
На обратной дороге народ выстроился ручейком и иконы понесли над молящимися. Мы с Настей нырнули под иконы. Быстро-быстро я шептала слова молитвы, даже и не молитвы, а просто вопль из сердца: «Матушка Богородица! Помоги, Родная!» Иконы проплыли над головой и сердце накрыла волна благодати. Душа, казалось, вырвется из груди и полетит за Той, что, покачиваясь над людским морем, удалялась от нас. И тут я обратила внимание, что у носилок иконы "У источника" осталось только пятеро мужчин - один самовольно ушел. И по правую сторону шли двое мужчин ниже ростом, чем слева. На следующем изгибе ручейка носилки наклонились вправо и сердце мое замерло: «Cейчас икона соскользнет! Господи! Матерь Божья!» Я рванула к носилкам. Настя болталась на руке со своей тросточкой, но об этом я в тот момент подумать забыла.
Господь меня ростом и комплекцией не обидел, поэтому, подставив плечо под носилки, удалось их выровнять. Какая-то пожилая паломница в толпе ахнула: «Женщина несет! – и добавила с болью в голосе, – Помоги ей, Господи!» Носилки оказались тяжелее, чем я предполагала, но осознание важности события придавало сил. Народ толпился по сторонам, пытаясь снова и снова поднырнуть под иконы. Уговоры дьяконов и матушек не вставать второй раз, не рушить ряд, разбивались о стойкую стену уверенных в своей непогрешимости паломниц. Крестный ход шел довольно быстро и я поняла, что нести икону на плече одной руки и тащить Настю на другой, я долго не смогу. Взмолившись Богородице: «Матушка Богородица, присмотри за Настей!» - я отпустила ее руку. Бросив взгляд через плечо, я увидела, как ее плотным кольцом окружили монахини и успокоилась – теперь все будет хорошо.
А плечо начало потихоньку давать себя знать. Прошли мы не так много, да городская жизнь сил, к сожалению, не прибавляет. Видимо я начала поглядывать по сторонам, потому что кто-то из батюшек, шедших за нами крестным ходом, подставил свое плечо вместо моего. Плечо ныло, но радость от участия, хоть и самовольного, в таком огромном деле покрывала все. Меня просто распирало от счастья и я всем близким рассказала, как помогала нести икону! Враг, однако, не дремал. В какой-то момент к радости добавилось липкое тщеславие - «Ах, какая я молодец!» На тот момент я ещё не знала, что икона прикручена к носилкам винтом и соскользнуть никак не могла!
В монастырь мы ездим довольно часто, уж раз в два-три месяца обязательно. И, как правило, всегда причащаемся там святых Христовых Тайн. И всегда, абсолютно всегда Господь и Богородица допускали до причастия, придерживая или наоборот ускоряя мои женские немощи. А тут, как напасть какая - как поездка, так мне нельзя причаститься. Ну ладно бы раз - случайность, ну два - совпадение, на третий я забеспокоилась, а на четвертый кинулась в панику: «Что случилось! За что Богородица на меня гневается?!» - ведь эта напасть меня отлучает от причастия только в монастыре, а в любом другом месте нет никаких препятствий. Перебирая все, что было до первого «искушения», я дошла до того крестного хода. Тут же вечером побежала на исповедь и покаялась, что несла носилки без благословения. Батюшка задумался... «В том, что ты несла носилки, нет греха, ты же хотела помочь, а вот как ты себя вела после этого? Несла ли ты их с должным благоговением и страхом Божиим?» После этих слов он напомнил мне историю из Ветхого Завета: когда ковчег перевозили из Кириаф-Иарима на новой колеснице, в дороге волы его сильно наклонили и Оза простер руку, чтобы придержать его. Но Господь разгневался на него и поразил его за то, что он простер руку свою к ковчегу, и он умер тот час. (1Пар. 13:9-10) «Тебе ещё повезло, что замертво не упала!» - серьёзным голосом произнес священник. Я покаялась, батюшка прочитал разрешительную молитву и отпустил с Богом. Наутро я все таки осталась без причастия, а после службы пошла к духовнику обители отцу Димитрию и рассказала всю историю... Он задумался, помолился про себя. Сказал мне почитать Акафист Богородице, но, видимо, у меня в голосе мелькнул испуг: «А сколько дней читать то?» Он улыбнулся в бороду, снизошёл к моим немощам и сказал: «Прочитай 12 Богородиц перед Ее иконой с земными поклонами.» Я кинулась в храм, пока его не закрыли на уборку. Слезы текли рекой, одна мысль билась в виски: «Я ОБИДЕЛА БОГОРОДИЦУ!!!» Если бы я умерла сейчас перед Ее иконой, то посчитала бы это совершенно справедливым! Быстро, сбиваясь и повторяясь, я исполнила наложенную епитимью и, с полегчавшим сердцем, вышла на улицу.
С тех пор все наладилось, но иногда, как напоминание, вразумления ещё случаются и тогда я опять перебираю в голове - а вдруг я опять обидела Пречистую? Вот тогда я прочувствовала, что такое - страх Божий! Страх обидеть Бога и его Пречистую Мать. Страх лишиться Их поддержки и заступничества.

Поворачивай!

В молитве на освящение колесницы, то бишь машины, есть такие слова: «Господи... ниспосли благословение Твое на колесницу сию и Ангела Твоего к ней пристави, да шествующии в ней им храними и наставляеми, в мире и благополучии путь свой совершивше...»
Был со мной такой случай, о чем осталась отметина на боку моей старой колесницы. 22 октября какого-то года поехала я с Настей, как завелось, в Пюхтицкий монастырь. 23-го числа там празднуют совместно собор Оптинских старцев и преподобного Амвросия Оптинского. С Оптинскими старцами моя семья связана уже долгие годы. Их молитвами осталась жива моя тяжело больная дочь. С тех пор мы каждый год ездим на день их памяти в монастырь, где выносят для поклонения икону Оптинских старцев с частицами мощей. Это наше маленькое паломничество в благодарность за совершившееся чудо.
Осень в тот год была капризная, то теплынь хоть загорай, то дождь с утра до ночи. Впрочем, для Прибалтики, ничего сверхестественного. Обычно переобувать машину приходило время в первых числах ноября, поэтому, посмотрев прогноз на ближайшие дни, я решила ехать на летней резине. Благословение у священника взять не успела и это меня очень огорчало. На мое счастье, на парковке я столкнулась с нашим дьяконом и, от радости забыв, что дьякон не имеет права благословлять, кинулась со сложенными под благословение ладошками к нему. Он опешил и сказал, что не может благословить, на что я ответила: «Вы помолитесь, а Господь Сам благословит!» Кстати, в скором будущем, его рукоположили в священники. Получив вожделенное благословение я, с чистым сердцем, отправилась в дорогу.
Две трети дороги прошли спокойно, трасса ровная, день выходной, свободный трафик позволял поглядывать по сторонам. Ближе к монастырю погода начала портиться - задул боковой ветер, небо затянулось плотными облаками, пошел снег... Сначала мела позёмка и сильный ветер сдувал ее с дороги, но потом снег повлажнел и пошел крупными хлопьями. Внутри заскребло - резина то летняя, да и не совсем уж новая... Обхватила руль покрепче двумя руками и немного сбросила скорость. Уже темнело и очень хотелось успеть к вечернему богослужению, где читают Акафист преподобному Амвросию. Между делом позвонила в монастырь - мол еду, остался час и погода испортилась; дождитесь меня и не закрывайте двери.
На трассе образовалась колея, пока неглубокая, но неприятная. В кюветах стали попадаться машины, сначала легковушки, потом Ленд Круизер воткнулся носом в откос… «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас! Преподобные старцы Оптинские молите Бога о нас!» - вертелось голове, как пластинка по кругу. Настя тихо посапывала на заднем сидении, задремав от монотонной дороги. Вот и поворот на дорогу, ведущую к монастырю. Поля по сторонам да лес. От поворота с трассы до монастыря всего пара хуторов за лесополосой. Снег слепит, щетки мотаются как сумасшедшие, старательно размазывая воду по стеклу. Деревья, поля, провода, знаки - все залеплено толстым слоем мокрого снега. «Хмм... Какой-то новый инфознак... Его раньше тут не было...» – мелькнуло в голове. «Что за ерунда?» - тусклые огоньки встречной машины вильнули в сторону, пропали и опять появились впереди. «Матушки! Это же кольцо!!!» В мокро-снежной колее, на летней резине вертеть резко рулём - верная гибель. Я ж не Шумахер какой-нибудь... «Настя! Держись!» - крикнула я, вцепилась в руль, обеими ногами упёрлась в педаль тормоза и... в голове понеслись номера эвакуаторов, скорой помощи, спасателей и т.д. Колеса простучали по поребрику внутреннего круга, ещё несколько метров и мордой уткнусь в откос кювета, сделанного по европейским, прости Господи, стандартам - чтоб без вариантов, без возможности восстановления. Вдруг в голове прозвучал четкий холодный голос: «Поворачивай!!» Не осознавая, что делаю, я выкрутила руль влево и прошла правыми колесами по самому краешку откоса, снося боком пластиковые отражающие столбики. Под снегом оказалась рыхлая, склизкая земля, не успевшая прихватиться морозом, и колеса увязли в ней, погасив скорость. Все произошло за доли секунды. Как в тумане я видела бегущих ко мне ребят из встречной машины. Вместе они помогли нам выбраться на дорогу.
В монастырь мы приехали через два часа, двигаясь со скоростью 30 км в час, лавируя между сугробами... Матушки кинулись нам на встречу: «Что случилось! Почему так долго! Мы молились за вас!» Вот так, молитвами Пюхтицких монахинь и заступничеством преподобных старцев Оптинских Ангел-Хранитель сея колесницы спас нас как минимум от тяжёлой болезни, а может и от смерти... Слава Богу за все!

Луковое послушание

- Вот и Пюхтица, слава Богу, доехали! - прознесла я с облегчением и осенила себя крестным знамением. Купола Успенского собора Пюхтицкого монастыря величаво красовались среди зелёно-желтого моря на склоне Журавлиной горы. Настя тихо дремала на заднем сиденьи - дорога была неблизкая и ее укачало.
- Эй! Просыпаемся! Приехали! - бросила я ей через плечо и заглушила мотор.

Поклонившись в пояс Святым Вратам с расположенной над ними иконой Богородицы, обвешавшись гостинцами для матушек, прижав локтем Настину ладошку, под постукивание ее белой тросточки мы двинулись к гостинице. Нас уже ждали.
- Ирочка, Настенька, слава Богу! Давно вы у нас не были! Как дела, как здоровье? - посыпались вопросы радостных матушек...

Обменявшись поцелуями «в плечико», как принято у монахинь, мы подхватили свои нехитрые пожитки и пошли в отведённую нам келлию на втором этаже. Слава Богу, можно выпрямить спину! Боли в спине - мой постоянный спутник уже долгие годы... Давняя авария не прошла даром. Хоть на рентгеновских снимках никто ничего не нашел, но мое водительское сиденье было так вытянуто по диагонали, что мастера, правившие кресло, сказали, что никогда не видели, чтоб при таких повреждениях у водителя не было ни царапины... Похоже позвонки сместились, хоть и не настолько, чтоб это было заметно глазом, но нервам этого было достаточно. Зная про мою больную спину добрые матушки всегда старались поселить нас на хорошие кровати и не нагружать послушаниями.

Отдохнув, мы спустились вниз.
- Чем помочь? - весело спросила я, всем своим видом показывая, что полна сил и энергии.
- Да вы сначала покушайте, чайку попейте с дороги!
Хорошо, за послушание мы сели за пустой стол и налили по тарелке монастырского борща. Ах...монастырский борщ! Целую оду могла бы я написать тебе! Такой вкусноты борща нигде и никогда мне не приходилось есть, как в Пюхтице. Не отказывая себе в удовольствии, под ласковым присмотром матушки, мы насытились по самую макушку. Пора и честь знать!
- Ну чем помочь то, а? - приставала я.
- А сходите на источник, водички бутылочку принесите. Нам одной паломнице с собой бутылочку дать надо, а под рукой нету.
Понимая, что это послушание - просто повод под благовидным предлогом выгнать нас на улицу погулять, подышать чистым монастырским воздухом, пройти по монастырскому кладбищу, сквозь которое бежит дорожка к источнику, помолиться у могилок давно и недавно почивших насельниц монастыря, мы с Настей стали собираться.

Погода была замечательная. Солнце стояло еще довольно высоко, теплые лучи его ласково гладили нас по щекам. Небо голубело, подернутое осенней дымкой. Если понаблюдать за небом, то заметишь, что оно меняется в разное время года. Зимой оно почти белое, бледно голубое, весной по горизонту разливается бирюза, а летом краски становятся сочными, глубокими, к бирюзе примешивается ультрамарин. Осеннее же небо спокойно-голубое с сероватой вуалью, как будто подернутое лёгкой сединой. Белоствольные березы золотели на фоне темно-зеленых елей, клёны там и тут вспыхивали огненными факелами. Картина была достойна кисти Левитана. Тишина... Благодать...

Помолившись у могилок схимниц, с которыми свёл в свое время Господь и на чьи молитвы я крепко рассчитывала на Страшном Суде, мы подошли к источнику. Воды было мало, искупаться, к сожалению, не получилось, но бутылочку наполнить нам удалось. Слава Богу! Послушание выполнено. Обратно мы вернулись в обход кладбища, пройдя мимо 500-летнего дуба. По преданию, на ветвях этого дуба местные пастухи нашли Чудотворную икону Успения Божьей Матери. Мы перекрестились на дуб, на часовенку, стоящую под ним, и пошли в гостиницу. Других послушаний нам не нашлось, осталось только заглянуть к знакомым монахиням, пока не началась служба, и раздать привезенные гостинцы. На это у нас ушел весь остаток дня.

После вечернего богослужения, потрапезничав с удовольствием дарами монастыря, мы налили себе по чашке ароматного травяного чая. Прикусывая ломоть свежевыпеченого хлеба, густо намазанного душистым яблочным вареньем из монастырских яблочек, я каждой клеточкой своего тела ощущала разливавшуюся по костям и суставам негу. «Слава Богу! Хорошо то как...»

Тут в дверном проёме показалась голова в апостольнике:
- Ма-а-ть Татьяна! Ты тут!?
- Тут! - отозвалась матушка, шелестя подолом рабочего подрясника по полу.
- В трапезную надо лук перебрать да почистить, сделайте, а то мы не успеваем!
На пороге появились два ведра репчатого лука, местами побитого, местами чуть прихваченного гнильцой. По трапезной потянулся сладковато-острый запашок. Матушка повернулась к трапезничающим паломникам.
- Кто поможет почистить лук?
В ответ тишина.
- Я могу, - спокойно сказала я.
- Ты сиди, сейчас найду кого-нибудь, - матушкина рука слегка пригладила мое плечо. - Вот вы, - обратилась она к паре моложавых женщин, - поможете?
Те смущённо переглянулись и нестройно пробормотали:
- Ну да... Поможем... Только мы ещё на источник должны сходить и у нас ещё дела есть...
Они взяли ножи и сели рядом с ведрами. Матушка ушла на кухню, а помощницы вонзили ножи в луковую мякоть. Сок брызнул из луковиц, слезы брызнули из глаз... Побросав ножи, женщины быстро оделись, и, на ходу оправдываясь, что у них ещё куча дел, вылетели из гостиницы.

На хлопок двери вышла послушница Ирина.
-Ушли?- с сокрушением покачала она головой. - Не успеем почистить... трапезную закроют, а лук сегодня нужен... – расстроилась она.
- Матушка, благословите, - сказала я.
- Да куда ты, сиди, может ещё кто найдется… – без уверенности в голосе ответила матушка, оглядывая сидящих за столом людей. Паломники старательно отводили глаза - заниматься таким неблагодарным делом не хотелось никому.
- Благословите! - повторила я с улыбкой и взялась за нож. - За послушание!
- Хорошо, начинай, я сейчас тоже закончу там и подойду, - со вздохом сказала мать Ирина и поторопилась на кухню доделывать свою работу.

Я села к ведрам, перекрестилась и взяла первую луковицу. Резкий запах ударил в нос, в глазах защипало. «Матушка Богородица, - взмолилась я, - помоги! Мне нельзя чтоб глаза болели - мне же за компьютер, я ж тогда работать не смогу!» Накатившаяся было слеза втянулась обратно. В носу резко перестало щекотать и я поняла, что не слышу запах лука! Совсем! Все запахи есть, а лукового нет! Дальше я чистила и обрезала лук как яблоки или картошку. Головки летели одна за другой, ведра пустели, а таз чистого лука быстро наполнялся. Народ же торопился быстренько утолить голод и сбежать подальше от этого «амбрэ». Даже привычное чаепитие было отложено до лучших времён. Подошла мать Ирина и с недоумением уставилась на меня.
- Ты не плачешь? – удивленно спросила она, хотя это и так было видно по моему лицу.
- Наверно уже все слезы выплакала, кончились! - пошутила я в ответ. Не хотелось, чтобы сидящие в трапезной, слышали, что со мной произошло.

Мать Ирина села рядом и, обливаясь слезами, стала помогать. Лук мы почистили как раз вовремя. Как только мы бросили последние луковицы в таз - в дверь просунулась та же голова в апостольнике.
- Почистили? - без надежды услышать положительный ответ, спросила голова.
- Слава Богу! Успели... - хором ответили мы, протягивая полный таз.

Пятая заповедь

5. Почитай отца твоего и мать, да будешь благословен на земле и долголетен. (Исх.20:2-17 Втор. 5:6-21)

Нет человека на земле, кто бы не согрешил. Грешна и я, много чем, прости Господи! Борюсь с собой, со своими страстями как могу, но вот пятая заповедь, как волнолом посреди океана. Хоть и говорят «вода камень точит», но или камень уж очень твердый или воды слишком мало.
Случилось мне побывать в Греции у старца архимандрита N. Много полезного он мне сказал. В числе прочего отметил, что все, что было у меня по молодости с родителями нехорошего, происходило не просто так - на это была воля Божья. Подарил маленькие четочки на пальчик, благословил читать по ним Иисусову молитву.
По приезду домой мы, всей семьей, пошли на день рождения моей мамы. Отношения у нас довольно сложные, каждый борется с собой как может, с переменным успехом. В этот раз победа была не на моей стороне и, высидев с трудом два часа, я пошла переодеться, чтобы уйти домой. Стала надевать юбку и почувствовала, как с пальца поползли батюшкины четки. Юбку я захватила тоже как-то не очень удачно, поэтому встал вопрос или выпустить юбку или уронить четки. Юбка была черная, а пол не блистал чистотой, в итоге я позволила четкам соскользнуть, в надежде тут же подобрать их с пола. Да не тут то было!... Четки соскользнули с пальца, но… не упали! Я потрясла юбку: «Может зацепились?» - нет, ничего не выскочило. Я вывернула юбку наизнанку, проверила каждый шовчик, прогладила руками все стороны, в надежде, что если глазами я их не вижу, то хоть руками почувствую. Все тщетно. Четки пропали. Ни на ковре, ни под ковром, ни в ящике рядом стоящего шкафа их не было. Сказать что я расстроилась - это ничего не сказать. Подарок батюшки ушел от меня, значит я недостойна его иметь!
С тяжёлым сердцем пошли мы домой. Долго я перебирала все, что предшествовало потере и ничто, кроме моего отношения к родителям, не могло настолько огорчить Господа, чтобы он попустил этому случиться. Прошел не один месяц. Я читала, слушала проповеди по поводу исполнения пятой заповеди, каялась в жестокосердии и злопамятстве, пыталась переосмыслить наши отношения. Однажды, раздался звонок в дверь - на пороге стояла моя мама, что само по себе был чрезвычайно редкий случай. Я быстро произнесла про себя краткую молитву: «Господи, помоги мне исполнить Твою пятую заповедь!» На свои силы я уже не рассчитывала... Её глаза были полны слез, а лицо искажено гримасой боли. Оказалось она упала и больно ушиблась, а до дома было идти дальше, чем до нас. Я налила нам кофе и плеснула ей грамм 10 коньяка, чтобы снять стресс. Мама успокоилась, и мы, на удивление, очень мило побеседовали. В разговоре она посетовала, что поправилась и нет юбки по размеру - купить дорого, а шить глаза уже не позволяют. Я вспомнила про ту черную юбку - она была мне немного велика, но очень хорошего качества и я купила ее, так сказать, на вырост. В тот момент мне было маму жалко больше, чем юбку, поэтому я быстренько нашла ее в шкафу и принесла ей на примерку. Когда она взяла юбку в руки, что-то скользнуло по ткани и упало на диван. Это были мои четки!!! Я носила эту юбку уже несколько раз после пропажи, и только в этот момент они откуда то чудесным образом вернулись. Радости моей не было предела. Ради этих четок, ради сознания, что Господь меня простил, я была готова отдать ей все свои юбки, если бы они ей подошли!
Не скажу, что наши отношения таким же чудесным образом наладились и мы стали жить душа в душу, но та внутренняя стена застарелых взаимных обид рассыпалась. Мы живём рядом, каждый свою жизнь, но эти жизни объединены во Христе.

Сила Божия в немощи совершается

Наконец-то появилась возможность съездить в Москву, на православную ярмарку. На этот раз она проходила под названием «По завету князя Даниила». Это не самая крупная ярмарка в годовой череде, но, все таки, и тут есть возможность подать записки по многим скитам и монастырям России, куда мне, к превеликому сожалению, скорее всего никогда в жизни не добраться.
Поднявшись на второй этаж я попала в лабиринт ярмарочных рядов. Ознакомившись с планом расположения нужных мне обителей я двинулась вперёд. Иконы, утварь, монастырское рукоделие, опять иконы, опять утварь... Все необходимое у меня уже давно было, поэтому глаза выискивали только иконы и святыни, которые могли быть привезены издалека для поклонения желающим. Записки, молебны, 40-усты, кирпичики и неусыпаемые псалтири... Молитв мне надо было много - дочь тяжело больна и борьба с болезнью идёт с переменным успехом. Как раз сейчас был период ухудшения, поэтому пожертвования я раздавала щедрой рукой, стараясь охватить как можно больше удаленных обителей, где, как мне представлялось, монахи с большей ответственностью подойдут к чтению записок, хотя бы потому, что количество поминаемых имен там должно быть меньше, а значит каждое имя будет прочитано не бегло глазами, а с сердечной молитвой.
На удивление быстро ряды с православной атрибутикой закончились, и дальше пошли ряды с нижним бельем и прочим мирским барахлом. Товарки за прилавками курили, перебрасывались скабрезными шутками и громко смеялись над непотребством. «Господи помилуй! Это ещё что такое?! Рядом с иконами, со святынями такое... безбожие! Ну как было не развести эти два направления по разным крыльям этажа? Как так-то? Только приложилась к иконе с мощами и тут же утыкаешься носом в, прости Господи, исподнее... А уши куда деть?» Прикрыв уши руками и опустив глаза, я выскочила обратно в православные ряды. Как оказалось, их было совсем мало, по сравнению с остальным безобразием. Я шла между рядов и не могла придти в себя от возмущения. «Как же так можно??? Ладно бы еда какая нибудь, а то... стринги, да с матерком и сигаретами... около святынь… Прости нас, Господи!» Сердце колотилось в груди, но тут я почувствовала, что оно стало колотиться как-то по-другому... В груди почувствовалось разливающееся тепло и в воздухе потянуло чем-то сладко-приятным. Похоже на ладан, но нет, этот запах был много лучше. Я притормозила и прислушалась к ощущениям. «Туда!» - потянуло сердце. Я повернула в узкий проход. По мере приближения к чему-то, что звало и тянуло, запах усиливался и сердце стучало все радостнее. В душе появился знакомый трепет. Слезы полились из глаз и через несколько шагов я поняла, что пришла. Маленький закуток, совсем мало икон и прочей утвари, а на небольшом аналое лежала скромная икона «Моление о Чаше», изображающая Спасителя, стоящего на коленях, в молитве к Отцу Небесному. С головы Иисуса Христа по Его спине бежали капельки миро и стекали с ног. Капли бежали почти горизонтально, против всяких законов физики, не осмеливаясь запачкать хитон Христа.
- Вот, только утром начала мироточить, - смущенно произнесла матушка, разбиравшая вещи. - Я батюшке позвонила, а он сказал никому не говорить, не привлекать внимание.
Я упала перед иконой на колени, а в голове пронеслась мысль: «Сила Божия в немощи совершается!» Среди мерзости запустения Господь явил чудо в укрепление и напоминание о том, что Он так же близок как и всегда, и пришел Он не праведных призвать, а грешных на покаяние.

Коробочка паштета

Есть такая присловица – «суббота - бабья работа». На рабочей неделе времени хватает только доползти до дома, перекусить, чем Бог послал, позаниматься чуток с детьми и... отбой. А в субботу все недоделанные домашние дела с укоризной выглядывают из углов и шкафов. Пока муж гулял с дочкой на детской площадке, я быстро летала по квартире. Убрать, разобрать, перебрать, постирать и, если успею, то и погладить. Пока стиральная машинка делала все, что в ее силах, чтобы облегчить мне задачу, я кошеварила на кухне. В меню был любимый мужем постный борщ, тушёная курица с овощами и паштет из куриной печени. Паштет я делала редко, потому что мало делать - много возни, а много - половину выбросить. Такой продукт долго не хранится. Замотавшись с делами, паштет я сделать все-таки не успела, а печень лежала в холодильнике и медленно умирала. Вздохнув, я переложила ее поближе и твердо решила завтра, после Литургии, обязательно довести дело до ума, благо морковку с луком я потереть и обжарить успела.
Утром глаза распахнулись на час раньше положенного... Спать не хотелось ни капельки, несмотря на сопение дочки и похрапывание мужа. «Ну что ж... Значит сегодня так», - подумала я и сунула ноги в тапочки. На ходу запахивая халат одной рукой, а другой перехватывая растрепавшиеся за ночь волосы, я пошла на кухню. Включила на планшете утреннее правило, перекрестилась и вытащила из холодильника печенку. Руки привычно обрабатывали продукты, ум скользил по словам молитв, вторя чтецу из Оптиной пустыни. «Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне наступающий день. Дай мне всецело предаться воле Твоей Святой... Во всех словах и делах моих руководи моими мыслями и чувствами. Во всех непредвиденных случаях не дай мне забыть, что все ниспослано Тобой...» - звучала из динамиков последняя молитва утреннего правила, молитва Оптинских старцев, моих дорогих, близких сердцу батюшек, которые никогда не оставляли меня в беде.
Через полчаса печенка была сварена, правило прослушано-прочитано... По губам скользнула улыбка - вспомнился услышанный где-то не то рассказ, не то притча:
- Батюшка, а можно молитвенное правило на магнитофоне слушать?
- Хммм... Пожалуй, можно...
- А не помешает ли это спасению?
- Ну как сказать... Спасёшься ли ты, я не знаю, а вот магнитофон точно спасётся!
Вздох вырвался из груди: «Как же все это правильно, и то надо и так надо, всю теорию знаю, а как до дела, так все бегом да наскоком. Как та Марфа – «печешися о мнозе». А что делать? Кто, если не я? Помилуй, Господи! Прости меня грешную да суетную! Ведь и сейчас, вроде и время есть, а вместо Евангелия или хоть того же правила схватилась за паштет. Прости...»
Прозвенел будильник, зашуршали домашние - день начался. Сонный муж зашёл на кухню и потянул носом.
- Ммм... Вкусно пахнет… - с аппетитом произнес он.
- После службы получите! - пресекла я тайные поползновения супруга в сторону вкусняшки, одновременно раскладывая теплый ещё паштет по формам.

Паштета получилось опять много. Прикидывая сколько съедим, а сколько остаётся под вопросом, одну формочку отложила в сторону. Пока он ещё теплый да свежий захотелось кого-нибудь угостить, а кого найдешь в воскресенье в семь утра то? Мозг отказался думать дальше, переключившись на сборы дочери и мужа в церковь. Накидывая пальто, я, на ходу, сунула отложенный контейнер в сумку и выбежала вслед за своими, которые уже ждали меня у лифта. Нырнув в остывшую за ночь машину, и поеживаясь от утреннего морозца, я перебирала, кого бы угостить в церкви. На ум, как-то, никто особо не пришел, и я отбросила эту мысль. «Как Бог даст...» - подумала я и успокоилась.
В церкви мысли то и дело возвращались к контейнеру. «Ну кому я его тут отдам? Кому этот паштет вообще нужен? Ладно бы какая покупная вещь, а то самоделка, мало ли - может невкусно, может малосольно, а вдруг у кого аллергия...» Уже раскаявшись в содеянном (в церковь же, говорят, нельзя приносить мясные продукты), я подняла глаза к иконе над Святыми Вратами - там была изображена Тайная Вечеря. Мелькнула шальная мысль: «Вот хоть Господу на стол его отдать. Кому он ещё нужен?» И тут в нашу маленькую, почти семейную церковь зашёл высокий мужчина. Он явно был тут первый раз, а может и вообще был первый раз в церкви. Скорее всего он зашел просто погреться, потому что те ветхие лохмотья, которыми было прикрыто его худое тело, согреть его никак не могли. Лицо было уставшее, редкая борода и немытые волосы, казалось, никогда не знали расчёски. Он присел на краешек стула и опустил глаза. По-видимому, он привык, что его отовсюду выгоняют, и, пока не погнали и отсюда, пытался напитаться теплом, сколько получится времени. Сердце заколотилось, щеки залились краской. Мне не хотелось его оскорбить своим угощением, чтобы не подумал, что я считаю его нищим и даю подачку. Мне действительно хотелось сделать ему приятное, хоть что-нибудь, но кроме этой коробочки паштета у меня ничего не было... «Возьмите, пожалуйста. Это паштет, он свежий, я только утром его сделала. Он ещё теплый,» – извиняющимся голосом произнесла я. Мужчина поднял на меня удивленные глаза и несмело протянул руку. Я радостно сунула ему коробочку и отошла на свое место. «Слава Богу! Хоть кому-то он оказался нужен!» Мужчина встал, двигаясь вдоль стен и стараясь никому не помешать, вышел через боковые двери. Когда кто-то вышел следом, я увидела, как он сидит на холодных каменных ступенях и ест паштет из коробки прямо голыми пальцами... И в этот момент меня накрыла такая волна благодати - не передать! Сердце рвалось из груди, душа трепетала, а слезы лились ручьями из моих счастливых глаз... «Господи! Слава Тебе! Ты позволил мне исполнить Твою волю и накормить этого человека! Благоволил моими руками подать ему хлеб насущный, благодарю Тебя, Господи!»

Рогатое искушение

Вот и Пасха, благословенная Пасха! Отпраздновав светлое Христово Воскресение мы, всей семьёй, решили съездить в монастырь. Вещи брошены в бездонный багажник, коробки и пакеты с гостинцами для матушек, хозинвентрь, закупленный по просьбам старших гостиницы, где мы всегда останавливались, и скотного двора, где нас угощали вкуснейшим парным молоком, были погружены. Новенький внедорожник блестел полированными боками и намытыми дисками. Табун лошадей бил под капотом копытами и рвался в путь.
Муж с любовью обошел машину, стёр пятнышко грязи на крыле и сел на пассажирское место. За руль, в дальнюю дорогу, как обычно, села я. Мужа укачивало в пути и он начинал клевать носом - хронический недосып давал себя знать.
Машина была приобретена совсем недавно. Воплотилась давняя мечта супруга о внедорожнике, да и дороги наши требовали более крепкой подвески, чем у обычных пузотерок. Долго я сопротивлялась, не решаясь так бездумно потратить нелегким трудом заработанные деньги, но, наконец, после долгих колебаний и сомнений в правильности решения, я согласилась на покупку. Денег он стоил немалых, потратить их можно было бы и с большей пользой для других. Я даже сходила к духовнику, чтобы спросить благословение на покупку. Но он успокоил, сказав, что свою десятину мы и так отдаем, а то что сверху - то наше и нет греха в такой трате.
И вот мы мчимся в монастырь, слегка покачиваясь на неровностях трассы. Долетели, как доплыли - не сравнить со старой машиной, после которой у меня всегда ныла спина. Комфортные сиденья с поддержкой поясницы сработали выше всяких похвал.
Первым делом я забросила своих в гостиницу, а сама повернула на скотный двор. Мать Пахомия встретила с распростертыми объятиями. Она довольно шумная и резкая, но добрейшей души человек. Поцеловавшись «в плечико» мы начали выгружать подарки. Подхватив последний пакет я закрыла багажник и направилась к коровнику. Туарег блестел в лучах яркого солнца и пускал зайчиков.
Неожиданно из коровника вылетел, задрав хвост, молодой монастырский бык. По-видимому матушки недосмотрели и он вырвался из стойла. Я отпрянула в сторону и прижалась к стене коровника. Сердце бешено колотилось. «Господи помилуй!» - пронеслось в голове. Человек я городской и весь мой опыт общения с быками - это просмотр телепередач про испанскую корриду. Хотя, в данный момент, это напоминало не корриду, а другое развлечение испанцев, когда быков выпускают на улицу и самые горячие головы бегут перед ними пока ноги держат. Убежать от 300 килограммового паровоза я не смогла бы, поэтому вжалась в стену и затаила дыхание. Можно сказать прикинулась мертвой.
Бык сделал пару кругов по скотному двору, мотая рогатой головой и стуча копытами по каменным плитам. И тут он увидел его... Достойного противника! Туарег стоял на месте, отливал серебром и даже не думал бежать. Бык упёрся всеми четырьмя ногами в землю и шалел от такого хамства. На ЕГО территории чужак! Наглый чужак! Бык нагнул мощную шею, переднее копыто стукнуло о землю. Рога нацелились в сторону внедорожника, а мои глаза наполнились ужасом. В предощущении близкой развязки мысли летали как бешеные... «Что делать??? Да что тут сделаешь, если у быка сорвало планку. Это ж не собака, «фу» не крикнешь…» Все мои сомнения и терзания по поводу покупки обрушились на меня с новой силой. «И надо было оно тебе? Поездили бы и на старой, баре какие! Не по Сеньке шапка! Проще надо быть! Сколько трудов прахом... Лучше бы милостыней раздали...» Мозг ухватился за спасительную мысль: «Ну что ж, раздали бы милостыней, деньги тоже ушли бы... Дал Бог заработать, потратили на собственное удовольствие, вот они и ушли… Бог дал, Бог взял. Значит не надо оно нам, не на пользу. Слава Богу!» И холодная, когтистая рука страха отпустила сердце, а бык, как бы удивлённо, мотнул головой и побежал в сторону, как ни в чем ни бывало.
Мать Пахомия с раскинутыми в стороны, как крылья наседки, защищающей свое гнездо, руками, летела ему наперерез, загораживая собой и меня и, счастливо избежавший незавидной участи, Туарег.