Это интересно

[Утешительный ПОП]

В Белоруссии учрежден Общественный совет по нравственности
10 июля
В Белоруссии начал деятельность Общественный совет по нравственности (ОСН). 8 июля в Минске состоялось его учредительное заседание, передает БЕЛТА.
Совет по нравственности — это совместный общественный орган, учредителями которого выступили Белорусская Православная Церковь и Союз писателей Белоруссии при поддержке президента Белоруссии. В состав совета вошли руководители всех традиционных конфессий страны: православия, католицизма, лютеранства, иудаизма и ислама, а также несколько десятков видных общественных деятелей (писатели, ученые, артисты, спортсмены).

В рядах совета — митрополит Минский Филарет, архиепископ Тадеуш Кондрусевич, сенатор Анатолий Новиков, композитор Игорь Лученок, народные артисты Ростислав Янковский и Мария Захаревич, трехкратный олимпийский чемпион Александр Медведь, ректор Института китаеведения Василий Стражев, замминистра информации Александр Слободчук. Писательская когорта представлена в ОСН такими активистами, как Микола Метлицкий, Виктор Правдин, Григорий Марчук, Владимир Гниломедов и другие. Председателем совета был утвержден глава Союза писателей Беларуси Николай Чергинец. Начальником секретариата — сотрудник Минского епархиального управления юрист Андрей Олешко.

Целью ОСН является содействие духовному оздоровлению нации, утверждению в белорусском обществе высоких нравственных принципов. Эту цель предполагается достигать путем принятия советом заключений, рекомендаций, обращений к телерадиокомпаниям, периодическим изданиям, театрам, кинотеатрам, издательствам, учреждениям образования, культуры, науки. Предполагается, что ОСН также будет принимать участие в работе по составлению учебников, учебных и методических пособий для учебных заведений всех типов, давать оценки и заключения по общественным и государственным проектам.

Совет может выносить суждения, касающиеся произведений литературы и искусства, деятельности СМИ, отдельных публикаций, теле- и радиопередач, интернет-информации и иных материалов, событий и общественных явлений.

[Davlos]

Бенедикт XVI провел реформу Римской курии
10 июля 2009 г.
После того как сам Бенедикт XVI разрешил широкое использование латинской мессы и вернул епископов-лефевристов в лоно Церкви, примирение с традиционалистами можно считать состоявшимся.

Это кто считает его состоявшимся: папа или лефервисты? Если лефевристы, то, вообще, достаточно странно: а как же их отношение к догмату о папской непогрешимости?

[Davlos]

Ведь этот догмат-то силу не потерял, разве что принял более обтекаемую форму (нынче это называется у них "Коллегия епископов и глава ее папа"). А ведь, уйдя в раскол, эту самую непогрешимость они-то под вопрос и поставили (вредная я, все-таки! ).

[Утешительный ПОП]

вредная я, все-таки!.

В отличии от Папы.

[Утешительный ПОП]

ЧТО ТАКОЕ ЗАКОН БОЖИЙ?



В 118-м псалме псалмопевец называет Закон Божий утешением, богатством, радостью, но многие наши современники воспринимают его скорее как огорчение, лишение и обиду. Почему одно из величайших Божиих благодеяний человеческому роду — дарование Закона — часто вызывает горечь и противление? Этому есть несколько причин, и нам стоит рассмотреть их, потому что они касаются самых важных вопросов человеческого существования, нашего места в мире, наших отношений с Богом и нашей надежды на будущее.


Закон, законники и беззаконники

Как-то в одной из западных газет я видел фотографию, сделанную на какой-то антицерковной демонстрации: женщина (или мужчина? — густой грим оставлял это неясным) в майке с надписью «Нет Бога — нет чувства вины. Раскреститесь немедленно!»
Послание выглядело противоречиво — человек, благополучно избавившийся от чувства вины, скорее всего, просто занялся бы своими делами, а не тратил бы время на предъявление настойчивых претензий к Церкви, — однако оно весьма характерно. Современный мир — мир массмедиа, популярных ведущих и книжных бестселлеров — постоянно предъявляет Церкви один и тот же упрек: мол, Церковь навязывает людям чувство стыда и вины, указывая им на то, что их жизнь греховна.
Так ли это? Среди христиан, увы, бывают люди, буквально упивающиеся чужими грехами, иначе сказать, своим (ложным!) моральным превосходством. В Евангелии Господь особенно настойчиво предостерегает нас против этого. Он проявляет удивительную милость к явным грешникам (к вороватым сборщикам налогов или проституткам), но с большой суровостью обличает людей по внешности благочестивых — фарисеев. Да, разговор о нравственности легко превратить в упражнение в фарисействе: благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь (Лк 18:11), а ненависть ко греху перенести на грешников. Высокомерные законники с презрительно поджатыми губами, которые гордятся своей духовностью, связывают бремена тяжелые и неудобоносимые и возлагают на плечи людям, а сами не хотят и перстом двинуть их (Мф 23:4), несомненно, отвращают людей от Церкви и совершают тяжкий грех. Господь не обещает им ничего кроме «горя». Они грубо и явно нарушают тот самый Закон, от имени которого дерзают судить других.
Парадоксально (а когда мы говорим о наших отношениях с Законом Божиим, мы постоянно сталкиваемся с парадоксами), но именно такие «законники» принимаются тем самым миром, который они берутся обличать, с готовностью и даже с какой-то радостью: вот, мол, посмотрите, какие злобные, неуравновешенные, а зачастую и вовсе неадекватные люди эти христиане. Фред Фелпс, странноватый протестантский пастор из маленького американского городка, устраивающий пикеты с плакатами «Бог ненавидит извращенцев», никому не был бы известен, если бы именно те, кого он обличает, не позаботились обеспечить ему широчайший пиар: люди добрые, посмотрите, какие ненормальные эти борцы за нравственность!
Можно было бы предположить, что вся проблема — в грехах отдельных христиан; но это не так. Людей задевает Закон как таковой. Церковь неизбежно выступает с определенными требованиями к поведению людей. Это вызывает непонимание и раздражение — почему бы Церкви не пересмотреть свою позицию в отношении разводов, или абортов, или половых перверсий? Разве можно человеку XXI века навязывать средневековые нормы вроде «не прелюбы сотвори»? Разве такими требованиями Церковь не отталкивает от себя потенциальных прихожан? Разве не обречена она, с такими строгими правилами, остаться на обочине современности?


Парадокс Закона

В ХХ веке ряд протестантских общин, опасаясь «оттолкнуть потенциальных прихожан», пошли на серьезное смягчение как нравственных, так и вероисповедных требований. Дошло до курьезных случаев, как, например, с голландским пастором Клаасом Хендриске, который открыто говорит о том, что не верит в личностного Бога Библии. Как говорит он сам, «Бог для меня не существо, но термин для обозначения того, что может произойти между людьми. К примеру, один говорит другому: “Я никогда не предам тебя”, — и затем выполняет свое обещание. Такое событие можно с уверенностью назвать Богом». Верующий человек назвал бы это присутствием благодати Божией, но Хендриске в благодать не верит; он верит в человеческую верность.
Однако когда люди говорят: «А ну ее, эту веру в Бога, давайте жить простой человеческой любовью, взаимной верностью, братской солидарностью», — происходит странная вещь. Без веры в Бога — и искреннего стремления повиноваться Ему — эти простые человеческие вещи не выживают.
Казалось бы, что мешает созданию общин неверующих людей, которые делали бы друг для друга (и для окружающего мира) то же, что и верующие, но без всего этого религиозного «балласта»? Такие попытки предпринимались, и сегодня существуют некие этические общества, стремящиеся воспроизвести «социальный эффект» Церкви, но без ее веры. Только они так немногочисленны и маловлиятельны, что неверующий человек обращает свои взоры все равно к Церкви, говоря не «давайте мы, неверующие, организуемся в какие-нибудь гуманистические общины, а вместо Литургии у нас будут какие-то другие общие символические действия, не предполагающие веры в Бога», но «давайте вы у себя в Церкви переустройте все так, чтобы меня там ничего не тяготило». Но что характерно: на Западе общины, двигающиеся навстречу таким пожеланиям, начинают не приобретать, а, напротив, быстро терять прихожан. Сохранить положительный социальный эффект без веры не получается. Похоже, то, что в Церкви привлекает современного человека, нельзя отделить от того, что в ней тяготит.
Принцип «я никогда не оставлю тебя», о котором говорит пастор-атеист, — это ведь то же самое, что «не прелюбы сотвори». Эти идеи не просто взаимосвязаны — они совпадают. Человеческая любовь, взаимная верность, братская солидарность требуют самоограничения, и чем дальше — тем более сурового. А людей часто отталкивает от Церкви, во-первых, требования самоограничения, а во-вторых, обличение в грехе и само понятие греха. Но понятие греха вылезает немедленно, как только мы пытаемся любить ближнего и творить добро. Тут сразу выясняется, что мы, люди, в этом несостоятельны. Греховность — это как течение: пока позволяешь ему уносить тебя, его просто не замечаешь. А вот когда пытаешься встать на ноги...
Если мы хотим любящей и при этом нетребовательной Церкви, то мы хотим взаимоисключающих вещей: «я хочу, чтобы по отношению ко мне проявляли вечную и безусловную любовь и верность» и «я не хочу, чтобы меня напрягали требованиями вечной и безусловной любви и верности»; «я хочу, чтобы другие люди жертвовали чем-то из любви ко мне» и «я не хочу, чтобы от меня требовали каких-либо жертв». Одновременно удовлетворить и те и другие требования — невозможно.
Община любящих — это неизбежно община кающихся, ибо, не утесняя своей гордыни и самости и не обуздывая своих аппетитов, любви к ближнему не выкажешь. Более того, не выкажешь и любви к себе — то есть желания себе фмблага. Если просто следовать своим желаниям (даже не самым страшным, вроде склонности к пиву и лени, например), то это не принесет ничего, кроме вреда. Беда в том, что окружающая нас культура — это во многом культура «сиюминутных удовольствий».


Культура «короткого гедонизма»

Иногда говорят, что христианству в современном мире противостоит гедонизм — стремление к удовольствию как главной цели жизни. Это не совсем так. Христианству в современном мире противостоит даже не тенденция к гедонизму, а тенденция к короткому гедонизму. Просто гедонист желает наслаждаться долговременным здоровьем и ест здоровую пищу; «короткий» гедонист хочет съесть сникерс и получить свое удовольствие немедленно — хотя знает, что в недалеком будущем это обернется проблемами с зубами, желудком и лишним весом. Короткий гедонизм не помышляет о вечности, но он не думает и о том, что будет через шесть месяцев, а часто даже о том, что будет на следующее утро. Человек, увы, всегда был склонен к короткому гедонизму: наслаждаться сейчас, платить потом, и в наше время коммерческая культура буквально принуждает его к этому. «Получи удовольствие немедленно!» — кричат сотни рекламных роликов, щитов вдоль дорог, разворотов в глянцевых журналах. Как пелось в одной эстрадной песенке: «Нет, нет, нет, мы хотим сегодня! Нет, нет, нет, мы хотим сейчас!»
Между тем даже не Церковь, а обыкновенный здравый смысл говорит, что мы приобретаем прочное счастье, лишь отказываясь от немедленных удовольствий. Чтобы наслаждаться здоровьем, надо вести здоровый образ жизни, питаясь отнюдь не сникерсами и пивом. Самое ценное в нашей жизни — близкие, доверительные отношения с другими людьми, а это требует постоянного самоограничения. Чтобы войти в мир интеллектуального и культурного наслаждения, надо долго и терпеливо учиться. Собственно, это вполне может понять и неверующий, только для него долговременные радости, которые мы приобретаем ценой отказа от кратковременных, простираются не дальше земной жизни. Он вполне может быть «долгим гедонистом», который идет на сегодняшние жертвы ради завтрашней цели. Церковь же, фигурально выражаясь, говорит о «сверхдолгом» гедонизме — и называет его блаженством. Это — вечная радость, ради которой мы отказываемся от немедленного удовольствия. Даже для неверующего человека возможны две линии поведения: вести себя разумно и ответственно, стремясь к прочному и долговременному счастью, или же стремиться к немедленному удовольствию, полагая, что какие-то дополнительные средства помогут смягчить последствия такого поведения. (Образно говоря, один благоразумно хранит верность, а другой надеется на то, что от дурных болезней его спасут средства предохранения.)
И вот у человека, привыкшего жить коротким гедонизмом, любые требования долгого гедонизма (не обязательно требования Церкви) вызывают ощущение невыносимого угнетения: «Уже и сникерс им, тиранам, не по нраву!» Причем раздражение вызывает не то, что кто-то мешает есть сникерс (в общем-то никто и не мешает!), а само напоминание о том, что подобное питание вызывает кариес, лишний вес и другие проблемы со здоровьем.

В конце Нагорной проповеди (Мф 5:1-7,29) Иисус Христос сказал притчу, которая является как бы заключением этой проповеди.
Один благоразумный человек построил дом на камне, а безрассудный построил дом на песке. В хорошую погоду оба дома стояли хорошо. Но когда пришла буря и подул сильный ветер, то дом, который был построен на песке, упал. Другой же дом, который стоял на камне, на твердом основании, выдержал бурю и ветер и не упал. Эта притча говорит, что нужно строить свою жизнь на твердом основании Закона Божия, и тогда, что бы ни случилось, мы выдержим.

Раздражение на Церковь, а особенно на седьмую заповедь, во многом связано с этой культурой короткого гедонизма. С долгим же гедонистом, который полагает здоровую и умеренную жизнь более счастливой, даже с неверующим, конфликта по этому поводу не будет (хотя по другим поводам он возможен). Сама идея о том, что достижение вечного счастья предполагает самоограничение, вполне естественна. Даже с временными благами: семьей, здоровьем, образованием, дело обстоит именно так. Следуя установкам короткого гедонизма, нельзя достичь прочного счастья даже здесь, на земле; и было бы странно, если бы он был совместим с вечным блаженством.
Существует конфликт между тем, чего мы хотим, и тем, что нам нужно, — конфликт этот является одним из очевидных проявлений первородного греха. Искренний друг будет призывать меня прекращать злоупотреблять пивом и перестать лениться и, скорее всего, вызовет у меня сильное раздражение, но в то же время я нуждаюсь в искренней дружбе. Обеспечить искренних друзей, которые вообще не будут выступать против некоторых наших желаний, — невозможно. Это противоречиво по определению — они будут неискренними! Также невозможна и любящая и при этом совершенно нетребовательная Церковь. Когда Церковь идет навстречу «пожеланиям трудящихся» и перестает что-либо требовать от них, даже веры в Бога, — «духовная температура» очень быстро падает до уровня окружающей среды.


Любовь обличает и спасает

Закон есть проявление любви — любви к ближнему, и даже любви к себе самому. Как пишет Апостол: ибо заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не пожелай [чужого] и все другие заключаются в сем слове: люби ближнего твоего, как самого себя. Любовь не делает ближнему зла; итак любовь есть исполнение закона (Рим 13:9, 10). Однако Закон причиняет боль; когда Церковь говорит о святости брака, то те из нас, кто пережил развод, чувствуют себя неуютно. Когда Церковь настаивает на неприкосновенности человеческой жизни — от зачатия до естественной смерти — она задевает тех, кто оказался прямо или косвенно вовлечен в грех аборта. Когда она ограничивает плотское общение рамками законного супружества, многие чувствуют себя не в своей тарелке. Это нередко вызывает недоумение, даже возмущение — разве Церковь должна ранить? Не должна ли она непременно нести утешение?
Закон ранит даже более глубоко: чем больше мы узнаем его, тем яснее понимаем, что не соблюдаем его, даже если воздерживаемся от самых грубых и вызывающих грехов. Чем яснее нам становится, что значит поступать по любви, хранить верность, заботиться о благе ближнего (и о своем подлинном благе), тем лучше мы понимаем, что так не поступаем. Как говорит Апостол, законом познается грех (Рим 3:20). Закон показывает, что все мы — люди виновные и испорченные, причиняющие великий вред себе и друг другу. В этом открытии нет ничего приятного, ничего повышающего самооценку и поднимающего настроение. Для культуры короткого гедонизма, которая требует хорошего самоощущения (и немедленно!), это неприемлемо. Но в действительности — это единственная дорога к подлинному утешению.
Христос пришел спасать не хороших людей — Он пришел спасти грешников. Пока мы пытаемся отменить Закон или переиначить его так, чтобы он не причинял нам неудобств, мы делаем спасение недоступным для себя. Пока мы держим улыбку и уверяем себя, что с нами все в порядке, мы закрыты для любви, милости и утешения — даже для Его любви. «Покаяться и горько зарыдать» — значит пережить болезненный момент истины, за которым приходит осознание того, что мы приняты и прощены. Бог принимает тех, кто покается и уверует, в Иисусе Христе, через Его искупительное служение: «Крест, гроб, тридневное Воскресение». Евангелие есть Благая Весть о прощении грехов; как говорит Пророк, изглажу беззакония твои, как туман, и грехи твои, как облако; обратись ко Мне, ибо Я искупил тебя (Ис 44:22).
Как-то одному моему приятелю на день рождения подарили детскую соску на ленточке с надписью «Никогда не поздно жизнь начать сначала». Это было всего лишь шуткой; но когда Христос предлагает нам новую жизнь, в которой прошлые грехи больше не имеют над нами власти, Он не шутит.
Прощение, которое мы обретаем во Христе, избавляет нас от осуждения Закона. Наши отношения с Законом меняются. Он становится не источником осуждения, а руководством к действию. Мы призваны поступать по любви — а как именно, нам говорят заповеди. Ибо заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не пожелай [чужого] и все другие заключаются в сем слове: люби ближнего твоего, как самого себя. Любовь не делает ближнему зла; итак любовь есть исполнение закона (Рим 13:9-10).

Автор: ХУДИЕВ Сергей

[Утешительный ПОП]

Первенство епископа Рима и соборность не исключают друг друга, заявил кардинал Вальтер Каспер
10 сентября 2009 г.

Принятое в католичестве первенство епископа Рима и православная соборность не исключают друг друга, заявил глава Папского совета по содействию христианскому единству кардинал Вальтер Каспер в своем выступлении на международном конгрессе католической благотворительной организации «Renovabis» в немецком городе Фрейзинг неподалеку от Мюнхена.
Позицию католического иерарха поддержал во время конгресса, посвященного проблемам экуменического диалога Востока и Запада, румынский православный митрополит Западной и Южной Европы Иосиф Поп. Оба участника дискуссии заявили, что одной из важнейших и труднейших тем православно-католического диалога является примат Папы Римского.

Говоря о современном состоянии Европы, кардинал Вальтер Каспер подчеркнул, что ее единство — это «задача экуменима». Католический иерарх убежден, что Европа сохранит свою идентичность только в том случае, если будет жить согласно христианским ценностям. В этом контексте кардинал подчеркнул важность православно-католической солидарности и с удовлетворением отметил, что диалог между двумя конфессиями в разных странах Европы проходит в атмосфере «дружбы и братства». Он особо подчеркнул улучшение отношений между Святым Престолом и Русской Православной Церковью.

В то же время католический иерарх напомнил о трудностях диалога и отметил, что надежды на скорое полное воссоединение католичества и православия были бы слишком оптимистичными. «Тысячелетнее разделение трудно преодолеть быстро», — заявил Каспер.

Procatholic

[Утешительный ПОП]

Человек появляется на свет с врожденной верой в Бога, установили британские ученые
07 сентября 2009 г.
Подлинную сенсацию в мировых научных и интеллектуальных кругах вызвало открытие ученых из британского Бристольского университета, когда они установили, что современный человек рождается с верой в Бога. Об их работах сообщает лондонский еженедельник «Санди таймс».

«Мы установили, что ход мышления ребенка включает интуитивную веру в сверхъестественное», — заявил руководитель исследований профессор Брюс Худ.

Исследования научного коллектива из Бристоля показали, что без веры в Бога ни Homo Sapiens, ни современное общество не могли бы появиться на свет.

По мнению специалистов, на заре человечества те группы людей, которые верили во Всевышнего, в справедливость и упорядоченность миропорядка, создавали более крепкие социальные связи и тем самым повышали степень своей выживаемости. Именно они заложили основы современной цивилизации и дали ей импульс развития.

Соответственно племена и группы людей, лишенные понятия и веры в Бога, распадались и исчезали, не оставив после себя следов.

Седмица.Ru

[Утешительный ПОП]

Митрополит Минский и Слуцкий Филарет

БОГОСЛОВИЕ АСКЕТИЧЕСКОГО ПОДВИГА

«Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа».
Такими словами в каждом православном храме начинается Божественная литургия. Впрочем, всякое обращение к Богу следует предварять этим начальным славословием, потому что оно, по мнению святого Николая Квасилы, «оставляет в стороне и себя, и всё своё, и славословит Господа ради Самого Господа, ради Его силы и славы».
Две причины побуждают меня начать размышления о богословии аскетического подвига именно этим рассуждением сего богоносного отца.
Во-первых, целью аскетического подвига является бесстрастие. Известно, что достижение бесстрастия определяется в качестве высшей добродетели во многих культурах, в том числе и тех, которые никак не связаны с верой в Господа Иисуса Христа.

Однако лишь в христианстве истоки бесстрастия сосредоточены в Богочеловечестве Сына Божия — Сына Человеческого. То есть, целью аскетического подвига христианина является не развитие его личных человеческих способностей, но совсем иная цель. И эта цель — поиск путей общения с Богом: своим Творцом, своим Спасителем, своим Утешителем. Вот почему славословие Господа ради Самого Господа, ради Его силы и славы является своеобразным ответом человека на Евангельских призыв: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16: 24).
Во-вторых, другой причиной нашего обращения к мысли святого Николая Кавасилы является то, что сам предмет наших размышлений — духовная борьба — обязывает христиан к особенной внимательности в отношении друг ко другу и к самим себе.
Своё идеальное воплощение это духовное, и я бы даже сказал, Евангельское внимание получает в Божественной литургии. Ведь в этом богослужении Господь Вседержитель Сам собирает нас в единое целое. Именно ради этого собрания, ради этого евхаристического единения Своих верных Он «отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3: 16).
Единство всех и каждого не только уподобляется симфонии членов одного тела, но становится абсолютно предметным, ибо Святая Церковь — это Тело Христово, Тело Сына Божия, отданного миру людей, «ибо так возлюбил Бог мир» (Ин. 3: 16).
Таково православное видение главной цели аскетического подвига и заповеданных Богом средств его достижения. Ориентируясь на этот заветный идеал, постараемся в духовной трезвости и со смирением приблизиться к общехристианскому пониманию того, что же представляет собой духовная борьба.

Христологические основы аскетики

Одно из древнейших свидетельств о Богочеловечестве Иисуса Христа содержится в Послании апостола Павла к Филиппийцам: с шестого по одиннадцатый стих второй главы.
Исследователи Нового Завета сходятся во мнении, что этот гимн Спасителю был включен апостолом Павлом в его послание как сложившееся ещё до него прославление Господа Иисуса Христа. И потому прежде чем мы прочтём этот отрывок, мне хотелось бы подчеркнуть контекст, в который он помещен Апостолом.
В начале главы святой Павел пишет о единстве, которое христиане обретают во Христе, любя друг друга и смиряясь друг перед другом: «По смиренномудрию почитайте один другого высшим себя» (Флп. 2: 3). Основание этого, считает богодухновенный автор, заключается в том, что в нас «должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе» (Флп. 2: 5).
Итак, христологические суждения предваряются чётким указанием их цели: мы сами должны уподобляться Христу.
При этом, как нам представляется, в словах Апостола звучит призыв не только следовать нравственному примеру Христа, но и жить Христом, подобно тому, как сам Павел живёт Им: «Для меня жизнь — Христос, и смерть — приобретение» (Флп. 1: 21). Здесь невозможно не подчеркнуть и продолжение этой мысли в личном эсхатологическом плане: «Имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше». А дальше — вот оно, самоотречение святого Павла: «...оставаться во плоти нужнее для вас» (Флп. 1: 23–24).
Теперь от контекста перейдём к тому, что же говорится Филипийцам о Христе, с Которым христиане, преображенные аскетическим подвигом, должны иметь те же чувствования.
«Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной. Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени, дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних, и всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца» (Флп. 2: 6–11).
Этот фрагмент многократно становился предметом тщательного богословского анализа. Ныне в мою задачу не входит участие в дискуссиях по поводу различных аспектов толкования этого гимна. Но мне бы хотелось почерпнуть из этого древнейшего христологического повествования аргумент, необходимый для лучшего понимания проблематики богословия аскетического подвига.
Такой аргумент находится в ответе на вопрос: почему же Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени? Почему всякий христианский народ исповедует, что Господь Иисус Христос — в славу Бога Отца? В общем виде речь здесь идет о том, почему человечество Христа удостоилось Божественной славы?
Понимаю, что в подобной формулировке можно заподозрить привкус несторианского отделения «человечества Иисуса» от «Божества Христа». Но я бы хотел оставить вопрос именно в таком виде, дабы нам удалось предельно ясно определить существо «человеческой природы» в единой «богочеловеческой ипостаси» Христа. А это как раз и является божественным уроком аскетического бытия.
В тексте Послания к Филиппийцам божественная слава Христова описывается как следствие Его смирения и послушания вплоть до смерти, смерти мучительной и позорной. На этом апостол Павел делает особый акцент.
Однако божественная слава является не только следствием смирения. Ведь не случайно в начале фрагмента говориться о равенстве Иисуса Христа — Богу. Крестная смерть, невозможная для божественной природы, возможна для природы человеческой. И вот именно за этим «Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной в жертву за грех и осудил грех во плоти», — как разъяснял эту тайну апостол Павел Римлянам (Рим. 8: 3)
Таким образом, крестная смерть Сына Человеческого становится собственной смертью бессмертного Логоса.
К тайне смерти бессмертного, к тайне аскетической борьбы бесстрастного Богочеловека мы можем несколько приблизиться, вслушиваясь в слова Гефсиманской молитвы: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты» (Мф. 26: 39).
Здесь слышно «хочу» человеческой природы, здесь дышит «возможно» человеческой свободы, и здесь же — «Ты» Богочеловеческого смирения.
В этом смирении Бога исцеляется природа и обновляется свобода всего человеческого рода, который болен грехом и страдает страстями.
В этом аскетическом смирении Сына Божия свобода воли человека и его природное естество обретают перспективу вечного бессмертия перед Лицом Творца.
Послушание и смирение Иисуса Христа являются в Гефсимании не просто умалением Сына Человеческого перед Божеством Отца. Такое предельное смирение и полное послушание являются собственными способами бытия Предвечного Логоса. И здесь, в Гефсиманском саду в ночь ареста наступило то самое определенное время, когда Слово Божие осуществило их, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек.
Таким образом, Бог превознес Христа и дал Ему имя выше всякого имени, потому что человечество Иисуса из Назарета в полной мере осуществилось, раскрывшись пред Всевидящим Оком Отца.

Аскетический подвиг как жизнь во Христе

Далее нам необходимо осмыслить то значение, которое имеет для христиан обожение человеческой природы Христа.
Первый шаг, который не умозрительно, а на деле объединяет нас со Христом, мы делаем в таинстве Крещения. В Послании апостола Павла к Римлянам, которое читается во время совершения этого Таинства, говорится: «Итак мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни» (Рим. 6: 4).
В этих словах, равно как и в троекратном погружении крещаемого в воду, мы видим указание на то, что деятельное приобщение ко Христу происходит через наше личное соучастие в Его смерти и воскресении.
Далее апостол развивает эту мысль: «Так и вы почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим. 6: 11).
Приобщившись к Телу Христову в таинствах Крещения и Миропомазания, мы призваны усвоить и развить полученные нами дары Святого Духа. В этом заключается смысл аскетического подвига покаяния, по-гречески — μετάνοια, что означает «изменение ума».
«Ветхий наш человек» (Рим. 6: 6) в покаянии преобразует свой ум, чтобы обрести право сказать вместе с апостолом Павлом: «Мы имеем ум Христов» (1 Кор. 2: 16).
Из этого следует, что смысл аскетического делания заключается не в развитии способностей «ветхого человека», а в приобщении к новому человечеству во Христе. Путь к этому человечеству лежит через борьбу со страстями, которые как раз и составляют ложную сущность «ветхого человека». Покаяние воспринимается как смерть именно в связи с необходимостью отказаться от образа жизни, от способа существования «ветхого человека», который в конечном итоге замкнут на себе самом.
Полагаю, будет справедливым определение такого способа существования, такого образа жизни как индивидуалистического. Тем более если учесть значение латинского слова individuum — неделимое, особь.
Источник индивидуализма кроется в желании человека самому быть богом, не будучи вместе с Творцом; он порожден жаждой подчинить себе мир, но не состоять при этом в определенном чине богоустановленной иерархии; он призван утолить страх потери личной власти перед необходимостью разделять её с другими учиненными душами.
«Ветхий человек» защищается от этого страха своей гордыней. Именно эта страсть является той скрепой, которая собирает воедино рой всех остальных страстей и создает в сознании индивида иллюзию его равенства Богу. В таком состоянии человек не способен сорадоваться истине (1 Кор. 13: 6), то есть любить другого человека. Ведь для него другой человек — это всегда угроза собственному суверенитету. В этой горделивой системе координат «другой» становиться объектом зависти, раздражения и ненависти, которые среди духовных слепцов нередко воспринимаются как проявления сильного характера.
Утвердив Церковь, Господь открыл иную логику межличностных отношений. Напомню слова Литургической молитвы на раздробление Агнца, которые, на мой взгляд, эту логику четко проявляют:
«Раздробляется и разделяется Агнец Божий, раздробляемый и неразделяемый, всегда ядомый и никогдаже иждиваемый, но причащающиеся освящаяй».
Здесь мы видим опровержение индивидуализма, для которого деление — смерти подобно. И вместе с тем здесь — парадокс: Агнец Божий раздробляется и одновременно пребывает неразделяемым. Его едят, а Он нисколько не расходуется.
В этом заключен парадокс жертвы, парадоксальность жертвенности как образа мыслей и способа жизни. Так, отдача становится источником получения, а умирание — началом рождения.
Следуя этой логике, мы воздерживаемся от потворства собственному «я», в чём бы это потворство ни выражалось: в виде душевных переживаний или в стремлении к телесному комфорту. Смыслом этого воздержания является Сам Господь: мы отказываем себе в чём-либо ради того, чтобы освободить место для Божией благодати.
Такое воздержание вкупе с волевым устремлением ко Христу называется постом, который согласно преподобному Иоанну Лествичнику, есть «виновник бесстрастия, разрешение грехов, врата рая и небесное наслаждение».
Однако пост будет иметь плоды лишь тогда, когда он соединен с рассуждением. Рассуждение, подобно острому копию, должно отсечь страсти и открыть покаянной душе её подлинное состояние.
Пользуясь смысловыми ресурсами русского языка, можно сказать, что постом в разумную жертву Богу приносится наша плоть. Русское слово плоть имеет общий корень с прилагательным «плотный», которое в нашем контексте можно понять как непроницаемый для света.
Так вот, расчленение плотского человека копием рассудительного поста приводит к тому, что плоть становится проницаемой для света Божественной благодати. По-особому понятными становятся тогда слова Синайского старца Иоанна Лествичника о посте, который суть «светильник во тьме, возвращение заблудших на правый путь, просвещение слепотствующих».
Разделяя доброе и злое в своей душе, мы можем по-новому собрать её воедино. И эта новизна будет касаться также и страстей как сил нашей души. Ведь страсти являются злом и приносят страдания тогда, когда они порождены греховной человеческой природой. Но они могут и должны иметь доброе направление своих действий. Ведь не случайно в аскетической литературе есть выражение «бесстрастная страсть». Им обозначается такое устремление человека к Богу, которое не омрачено гордостью.
Подобно тому, как приношение жертвы сопровождается излиянием крови, — духовное жертвоприношение сопровождается пролитием слез о себе и о мире. Ведь судьбы мира и человека взаимосвязаны такими неисповедимыми связями, тонкими нитями и тяжкими цепями, что никто кроме Бога не может постигнуть их всеобъемлющей сути.
Итак, разделяя себя в аскетическом жертвоприношении Богу, индивид встречает Воскресшего Бога, Который в объятии распростёр перед ним Свои пронзённые руки и обращается к нему со словами: «В малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего» (Мф. 25: 21).
«Радость господина» — это радость воскресения и бессмертия, это вечность, разделенная Творцом для всех; вечность, в которой, по слову апостола Павла, «все и во всем Христос» (Кол. 3: 11).
Итак, аскеза не является уходом человека от мира. В аскезе человек приобщается ко Христу, человеческая природа Которого тождественна природе каждого из нас. А это значит, что приобщение ко Христу одного человека имеет в своей перспективе единство в Теле Христовом всего преображенного человечества.
Так слова преподобного Серафима Саровского: «Стяжи дух мирен, и тысячи спасутся вокруг тебя», — обретают не только нравственный, но и глубокий онтологический смысл.
Призыв же Николая Кавасилы славословить Господа ради Него Самого вновь отсылает нас к тому, что аскетический подвиг является не самоцелью человеческого бытия, а путем, ведущим от человечества — к богочеловечеству. Так, Евангельская триада «путь, истина и жизнь» раскрывается в Самом Господе нашем Иисусе Христе, Ему же слава во веки. Аминь.

[Утешительный ПОП]

Печальная новость...

Британцы отказываются от таинства крещения при помощи Интернета
31 марта 2009 г.
Уже 100 000 жителей Соединенного Королевства скачали из Интернета «сертификат о раскрещивании» — документ, отменяющий совершенное над ними в детстве таинство крещения, сообщает «Благовест-инфо».

Инициатива выпуска и продажи таких сертификатов принадлежит Национальному секуляристскому обществу, которое ранее спонсировало кампанию с плакатами «Возможно, Бога нет» на лондонских автобусах. Все желающие отказаться от крещения могут скачать сертификат с сайта организации или купить у нее напечатанный на листе пергамента вариант за 3 фунта, рассказал президент НСО Терри Сандерсон.

Первым о желании «раскреститься» заявил недавно 58-летний лондонец Джон Хант. Хант, который работает медбратом в больнице, обратился к официальным лицам Церкви Англии с требованием считать совершенное над ним крещение недействительным, так как он был слишком мал, чтобы самостоятельно принять такое решение (Ханту на момент крещения было пять месяцев). В церковной канцелярии ему сказали, что необходимо опубликовать объявление об отказе от крещения в London Gazette — официальном печатном органе британского правительства. Хант так и поступил, и теперь у него появились последователи.

Другой атеист, 66-летний Майкл Эванс, заявил, что его крещение в младенчестве было «насилием» и нарушением его прав. В ответ на жалобы представители Церкви Англии рекомендовали ему обратиться в Европейский суд по правам человека.

Участники компании хотят, чтобы их имена были удалены из церковных метрических книг, где ведется учет крещений. Однако представитель Церкви Англии заявил, что книги не подлежат редактированию, а «отказ от крещения — дело личных взаимоотношений человека с Богом».

Случаи того, что граждане добивались формальной отмены совершенного над ними обряда крещения, известны в других странах Европы. В 2002 году Итальянский союз рационалистов и агностиков добился в суде права оформлять «раскрещивания», и на сайте организации можно найти специальную форму отказа от членства в Церкви. Как утверждает секретарь Союза Раффаэле Каркано, за последние четыре года этот документ был скачан 60 000 раз, и каждый месяц происходит около 2 000 скачиваний.

[Утешительный ПОП]

Святой Эдуард-мученик и судьба Англии
https://www.pravoslavie.ru/put/31958.htm