Поговорим о делах милосердия

О молитвах и о тех важнейших делах, которые помогают душам наших усопших. Если Вам небезразлична душа близкого человека, то Вы обязательно найдете в этом разделе информацию о том, как ей помочь
Ответить
Радуга
Сообщения: 1942
Зарегистрирован: 16 ноя 2009, 22:56
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Хочу помогать горюющим

Поговорим о делах милосердия

Сообщение Радуга »

Неправильные нищие или запотевшая милостыня


Иногда делаешь все вроде бы правильно, а душа не на месте. У меня так бывает всякий раз, когда иду вдоль шеренги помятых личностей, выпрашивающих на подходах к храму денежку «во славу Божию». Или когда в метро вижу очередную печальную женщину с картонкой в руках: «Помогите Христа ради! Умирает сын-дочь-внук-муж». Или когда поддатый инвалид в армейской форме пристает к водителям, пока машины стоят в пробке у железнодорожного переезда....

Ведь сто раз уже, наверное, видел по телевизору репортажи о подобных способах «разводки на жалость». И в глубине души склонен считать, что так оно все и есть: денежку, полученную возле храма «во славу Божию», помятые личности тут же потратят на горячительные напитки, у женщины из метро никто не умирает, а пьяный инвалид — наемник мафии. Все так. Только вот душа… Как-то она все же беспокоится, если прохожу мимо таких «неправильных» нищих, ничего не подав. Неуютно ей тогда бывает, душе. Мается она потом. Будто спрашивает, мол, что ж ты, христианин? Тебе ведь ясно заповедано: просящему — дай. А ты чего?

А я ей тут же в ответ слова Василия Великого: …нужна опытность, чтобы различить истинно нуждающегося и просящего по любостяжательности. И кто дает угнетенному бедностию, тот дает Господу и от Него получит награду; а кто ссужает всякого мимоходящего, тот бросает псу, который докучает своею безотвязностию, но не возбуждает жалости своей нищетою. Вот так. Поспорь, душа, со святителем! А если мало этих слов — добавлю еще и из Дидахе: …пусть запотеет милостыня твоя в руках твоих, прежде чем ты узнаешь, кому даешь. И в придачу укажу еще на Иоанна Кронштадтского, который очень любил эту цитату и часто упоминал ее. Короче, неоспоримо и авторитетно докажу своей душе, что подавать милостыню невесть кому — дело душевредное и богопротивное. Вроде бы и докажу, и объясню, и на Отцов сошлюсь… а только мимо все. Она, глупая, все равно чего-то болит, тревожится. И никакие авторитеты ей тут не указ...

Мое отношение к нищим формировалось достаточно долго, под впечатлением ряда наблюдений, встреч и знакомств с людьми этого круга. О некоторых из них я хотел бы вкратце рассказать.

ПОСЛЕ ПОЖАРА

Смотреть на это было страшно. По грязноватому весеннему снегу разметались цветастым пунктиром одежки моих детей. Я шел вдоль обочины и почти машинально подбирал желтую Антошкину курточку, синие штанишки Никиты, свитер, связанный для Глеба бабушкой Олей… А потом растерянно стоял на дороге с охапкой мокрой испачканной детской одежды. И не понимал, что нужно делать дальше...

За пару дней до этого к нам постучалась женщина с печальными глазами. Горьким был ее рассказ. Сгорел в деревне дом. С двумя маленькими детьми она осталась в одночасье без крыши над головой, без вещей, без денег. На первое время их приютили соседи. Мужа нет, родственников тоже. Как жить дальше, не знает. А пока — ходит вот, побирается Христа ради.

На дворе стоял девяносто восьмой год. В каком-то смысле мы тоже были тогда бездомными – с тремя детьми ютились в очередном съемном жилье без удобств. Как тут не помочь чужой беде? Только вот помогать-то особо было нечем. Сами едва сводили концы с концами. Ну, что делать: собрала жена немножко продуктов, дала немножко денег, извинилась, что больше нечем поделиться. Женщина поблагодарила. А потом спросила, нет ли у нас какой-нибудь одежды для ее детей. Эх, как же мы обрадовались, что хотя бы здесь можем помочь! Уж чего-чего, а этого добра у нас было в достатке. Долго выбирали все самое подходящее, чтоб по сезону, по размерам. Набрали два здоровенных пакета. Женщина была очень довольна, на прощанье желала нам здоровья и всех благ.

...А теперь я стоял на грязном проселке, держал в руках эти вещички и не знал, как с ними поступить. На душе было тягостно, словно бы теперь уже мой дом сгорел, а курточки, штанишки и кофты — это все, что уцелело на пожаре. Глупо, конечно... Однако бросить на дороге я их так и не смог. Притащил домой. И тайком, чтобы не огорчать жену, спрятал в сарае.

Прошло три месяца. Однажды захожу во двор и вижу: жена отстирывает в корыте эти самые дареные погорельцам детские вещи.
— Что, — говорю, — нашла «заначку»?
— Ага, — жена шмыгнула носом. — Я их еще тогда, на дороге видела. Только не стала тебе говорить, чтобы не расстраивать. А подобрать не догадалась.
Помолчала и добавила тихо:
— Там еще и продукты были раскиданы…
Думали мы, думали, что же это с нами приключилось, но так и не пришли ни к чему в своих думках. Просто перестирали все, да и отдали мальчишкам дальше донашивать.


ДВОЕ В ПОЕЗДЕ

В моей жизни был случай, когда я не подал нищим ничего. Вернее, бывало-то их гораздо больше. Но именно этот врезался в память по-особенному.

Рассуждая о нищих, мы обычно подразумеваем под этим словом некий обобщенный типаж человека, который пусть и по-своему, но как-то все же устроился в жизни. На ум сразу приходят члены полукриминальных сообществ, талантливые симулянты-одиночки или обычные тунеядцы, принципиально не желающие добывать хлеб насущный честным трудом. Однако за этими, самыми броскими и распространенными вариантами нищенства существует еще один его пласт. Мы крайне мало знаем о нем, потому что в своей обыденной жизни практически не пересекаемся с его представителями. Но если это все же происходит, такие встречи запоминаются на всю жизнь.

В тот день я ехал на пригородной электричке домой. Пригревало апрельское солнце. Молодой зеленью светились за окном деревья. На душе было хорошо, как это бывает лишь весной в такие вот погожие деньки. И тут в вагон вошли двое. Назвать их мужчиной и женщиной можно было лишь потому, что так уж принято называть разнополых особей людского рода. Человеческий облик едва угадывался в них за какой-то совершенно невероятной ветошью, составлявшей их одежду. Ничего подобного я не видал на живых людях ни до, ни после. Засаленные, полуистлевшие, грязные до полной потери цвета мерзкие тряпки, когда-то бывшие кофтой, брюками, пиджаком…

И лица у них были под стать одеянию: одутловатые, заплывшие, не красные даже, а какие-то бурые. Мужчина был безглазым. Веки над пустыми глазницами свисали у него до середины щек, как у гоголевского Вия. По черному от грязи воротнику бродили крупные вши. Женщина-поводырь шла впереди него по вагону с помятой консервной банкой в руке. Слепой держался сзади за резинку ее рейтуз. Но окончательно вогнал меня в ступор даже не вид их, а запах. Вернее — чудовищная, непередаваемая словами вонь. Чем от них несло — аммиаком, гнилью, прелью, разлагающимся человеческим телом — Бог весть как это все еще можно назвать. Они медленно шли мимо меня, не произнося ни слова. А я смотрел и смотрел на них, цепенея от увиденного. Даже в голову мне раньше не приходило, что люди могут дойти до такого края. Наивно думалось, что у нищеты бывают какие-то пределы…

Нищие вышли в тамбур и направились в следующий вагон. Оторопевшие пассажиры пришли в себя и дружно бросились открывать окна. Зазвучали со всех сторон возмущенные вариации на тему: «Как можно позволять вонючим бомжам заходить в электрички!»

А я думал о том, что перед такой огромной чужой бедой человек попросту бессилен. Да, тогда я растерялся. И не бросил в их жалкую баночку ни копейки. Но даже если бы я отдал все, что у меня было с собой — деньги, одежду, сумку с книгами, — все равно это ничего не изменило бы в их страшной жизни. Это и жизнью-то назвать язык не поворачивается.

НАТАША

Впервые она появилась у нас в доме с огромным животом и маленьким хмурым мальчиком, вцепившимся в ее подол. Молодая изможденная женщина на последних сроках беременности просила подаяния. Рассказала свою нехитрую историю: детдомовка, вышла замуж, жили в Грозном. Началась война, муж погиб. Его родственники от нее отказались. Осталась одна с ребенком, да еще и беременная. Дело происходило в самый разгар первой чеченской кампании. Я лично знал в нашем краю пару-тройку людей с подобными судьбами. Сорванные войной с родных мест, без жилья, без средств к существованию, они находили себе приют в российской глубинке — благо, брошенных домов в пустеющих деревнях хватало на всех…

Наташу поселили в недостроенном общежитии местного ПТУ, в комнате без отопления. Для летнего сезона жилище вполне подходящее. О том же, что будет зимой, она старалась не думать. Мы помогали ей, чем могли, — деньгами, едой, вещами. Через несколько недель Наташа родила еще одного мальчика и перебралась в соседний райцентр, где власти нашли ей более подходящее жилье. Но нас она время от времени навещала, поскольку кормилась, как и прежде, нищенством. Детские пособия были тогда совсем мизерными, а получить работу в ее положении было практически нереально. Правда, позже она дважды пыталась устроиться уборщицей — сначала в школе, потом в Доме культуры. Но дети постоянно хворали, приходилось отпрашиваться, брать больничные… А тут, в придачу ко всем бедам, у нее самой открылась язвенная болезнь. Ну кому нужна такая уборщица? Короче, работать не получилось. Теперь, уже с двумя детьми в вечно ломающейся коляске, она ходила от дома к дому, надеясь лишь на людское милосердие. У нас она иногда останавливалась отдохнуть часок-другой. Ела очень мало.

Худая, с черными полукружьями под глазами, вечно уставшая до полусмерти. К нам в Жиздру она приезжала побираться не от хорошей жизни — в соседнем райцентре народ был куда жестче. Случалось, в подъездах тамошних «хрущевок» ее избивали и даже спускали с лестницы. Местная шпана несколько раз отбирала у нее собранные с таким риском крохи. У нас же она в каждый приезд обходила несколько домов, где ее давно знали. Появлялась нечасто — раз в две-три недели. Если Наташи долго не было, мы с женой начинали волноваться: уж не случилось ли чего? Знакомство наше продолжалось несколько лет.

Однажды я разговорился с женой нашего священника, которая тоже все это время помогала Наташе. И не сразу смог осмыслить услышанное. Дело в том, что матушке она рассказывала о себе совсем другую историю. Не помню всех подробностей, но в этом варианте Наташиных злоключений никакой Чечни не было и в помине. Зато детей у нее оказалось уже не двое, а… пятеро! И прописана она была в Овсороке — деревне, где еще с послевоенных времен обосновался цыганский табор. Все это матушка своими глазами прочла в ее паспорте, который Наташа сама показывала. А приходские всезнающие бабульки говорили еще более интересные вещи: будто живет она там преспокойно с мужем-цыганом. А к нам ездит, потому что таков национальный обычай — цыганская жена должна промышлять либо гаданием, либо попрошайничеством. Вот ведь какая версия: хочешь — верь, хочешь — нет… Я — не хотел. Потому что лично знал Наташу не один год и верил своим глазам больше, чем досужим россказням. Ну не укладывалось у меня такое в голове, и все тут!

А закончилась эта история следующим образом. Однажды поехали мы с женой за какой-то надобностью в тот самый соседний райцентр. Влезли в битком набитый автобус. К середине пути в салоне стало попросторней. Мы перебрались на заднюю площадку, где освободились места. И увидели прямо перед собой… Наташу. С пятью детьми. И с коренастым цыганом в обнимку. Она сразу же сделала вид, будто не замечает нас. Мы тоже старались не смотреть в ее сторону. Это стоило нам всем значительных усилий, поскольку сидели мы в двух шагах напротив друг друга. Вскоре они сошли у какой-то придорожной деревушки. С тех пор Наташу я больше не встречал.

ДВА СМЫСЛА МИЛОСТЫНИ

Ни в коем случае не оспаривая чьей-либо точки зрения, сразу хочу сказать: я стараюсь по мере сил подавать каждому, кто ко мне обращается (за исключением, разве что, откровенно пьяных). Мне кажется, что за всеми этими спорами и обсуждениями на тему «кому дать, кому не дать» мы незаметно ушли в сторону от христианского понимания милостыни и теперь рассматриваем ее лишь как социальное понятие. А ведь это далеко не одно и то же.

В христианстве мы призваны делами милосердия исправлять самих себя; учиться любить ближнего не на словах, а на деле; милостыней лечить свою душу. Казалось бы, очевидная мысль. Но сегодня мы почему-то куда более озабочены совсем другими проблемами: как потратит нищий полученные от нас деньги? Не напьется ли на них? Не согрешит ли с их помощью? А может быть, он и вовсе подпольный миллионер и аферист?

И здесь нам неизбежно приходится делать вывод: подавляющее большинство сегодняшних нищих — «неправильные». То есть — не соответствующие нашим высоким требованиям к настоящему, добросовестному нищему, которому мы могли бы вручить милостыню с твердой уверенностью в том, что он потратит ее исключительно на благое дело. Пытаясь угадать, как просящий распорядится полученными деньгами, мы, по сути, выносим ему приговор. То есть уже загодя считаем его мошенником, пьяницей, тунеядцем и т. д. И самое главное — понимаем вдруг, что не любим этого человека. А значит, денег ему не дадим.

Вот это я и называю социальным подходом, когда «хорошим» нищим мы даем милостыню, «плохим» — нет. А ведь и в евангельские времена нищие едва ли были более нравственным народом, чем теперь. Однако Христос ясно и недвусмысленно сказал: просящему — дай. Любому. Каждому, кто к тебе обратится. И вовсе не потому, что он достоин подаяния, а совсем по другой причине: каким бы он ни был плохим и нечестным, мы все равно призваны отнестись к нему с любовью. Иначе и сами отпадем от Любви Божьей. Вот чего нужно действительно бояться, а не гадать — жулик этот несчастный или нет.

Однажды я столкнулся в магазине с нищенкой, покупавшей пиво на только что выпрошенные у меня деньги. Сперва, конечно, возмутился. А потом подумал: ну а что, разве я сам никогда не покупал себе пивка в охотку? Какая разница-то? Вот, Господь посылает мне деньги, и я трачу их по своему усмотрению. В том числе и на пиво. И нищенке Господь тоже послал деньги, на этот раз — через меня. И она точно так же свободна распоряжаться ими. Так что же тогда меня возмущает в ее выборе, за который я себя, кстати, никогда не осуждал?

А возмущает меня следующее: когда я понимаю, что побирушка может за день насобирать в большом городе денег больше, чем я сам за этот же день зарабатываю, то подавать милостыню как-то уже и не хочется. Ну не хочется мне, чтобы тот, кому я помогаю, жил лучше, чем я! Вот если гарантировано, что его условия жизни хуже моих, тогда подам без проблем. Только где ж ее взять, такую гарантию? Справку о доходах у нищих спрашивать? Или частного детектива нанимать, чтоб проследил, как они расходуют полученные от меня средства?

Такие вот мысли... Горькие и гадкие, если честно.


ЗАПОТЕВШАЯ ДЕНЕЖКА

Есть такой святой — Иоанн Милостивый, патриарх Александрийский. Однажды его слуги заметили в толпе нищих несколько хорошо одетых девиц, также просивших подаяния. На вопрос слуг, подавать ли милостыню и им тоже, он ответил: «Если вы действительно рабы Христовы, то подавайте так, как Христос повелел, не взирая на лица и не расспрашивая о жизни тех, кому даете». И ведь это сказал не кто-то, а святой, вошедший в историю Церкви под именем Милостивого. То есть — осуществившего добродетель милостыни так, как она должна быть осуществлена и всеми нами. Ну как же мне с ним спорить? И на каком основании?

Я стараюсь каждому обратившемуся дать хотя бы что-нибудь. Не надеясь особо изменить его жизнь к лучшему — ну что там изменит моя десятка? — а просто для того, чтобы самому остаться человеком и не смотреть на несчастного опустившегося бродягу как на никчемный отброс. В дневниках Тараса Шевченко есть страшная запись: «Шел я в декабре по набережной. Навстречу босяк. Дай, говорит, алтын. Я поленился расстегивать свитку. Бог, отвечаю, подаст. Иду дальше, слышу — плеск воды. Возвращаюсь бегом. Оказывается, нищий мой в проруби утопился. Люди собрались, пристава зовут... С того дня я всегда подаю любому нищему. А вдруг, думаю, он решил измерить на мне предел человеческой жестокости...»

Я не знаю, почему обратившийся ко мне с просьбой человек оказался в бедственном положении. Не знаю, что им движет. Ничего о нем не знаю, кроме того, что сам он о себе рассказал. И не дай мне Бог в таких случаях принять настоящую людскую беду за ловкое мошенничество. Уж лучше я еще сто раз ошибусь в другую сторону, чем хотя бы однажды окажусь мерилом жестокости для подлинно бедствующего.

Никакие святоотеческие цитаты не смогут меня в этом разубедить. Конечно, фраза из Дидахе о запотевшей в руке милостыне — очень сильный аргумент. Но только в том случае, если она цитируется вне контекста. Потому что строкой выше там же, в первой главе Дидахе, написано: Всякому просящему у тебя давай и не требуй назад, ибо Отец хочет, чтобы всем было раздаваемо от даров каждого. Блажен дающий по заповеди, ибо он неповинен. Горе тому, кто берет! Ибо если он берет, имея в том нужду, то он неповинен; а не имеющий нужды даст отчет, зачем и на что он взял…

И цитата из Василия Великого, несмотря на всю свою убедительность, в данном случае не работает, поскольку речь в ней идет о совершенно иной ситуации. Приведенные мною в начале статьи слова святителя взяты из наставления человеку, который решил раздать все свое имущество без остатка. К нему-то обращаясь, и пишет Василий Великий: …не на себя должно брать раздаяние имения, но поручить тому, на кого возложено распоряжаться делами бедных. …Ибо нужна опытность, чтобы различить истинно нуждающегося и просящего по любостяжательности. Остается лишь удивляться, с какой легкостью и постоянством искажается смысл этих слов в многочисленных публикациях, где они приводятся в качестве доказательства прямо противоположной мысли. Василий Великий призывает собеседника не заниматься благотворительностью лично, по причине отсутствия опыта. У нас же сегодня эта фраза часто воспринимается едва ли не как требование ко всем и каждому руководствоваться такой опытностью. Но ведь нет ее почти ни у кого, за редчайшим исключением. И у меня тоже нет.

А вот нищие вокруг — есть. И время от времени обращаются ко мне с просьбой о милостыне. Плохие, обманщики, воры, пьяницы — Бог весть, кто они там такие. И что мне с ними делать? Да, Иоанн Кронштадтский любил повторять слова о запотевшей в руке милостыне. Но ведь как же он и благотворил при этом! Сколько раз жена корила кронштадтского пастыря за то, что он возвращался вечером домой без сапог, подарив их на улице очередному босяку! Вот бы в чем равняться на Праведника. Иначе получается, что милостыня у меня в руке потеет, а сапоги-то на месте…

Жизнь наша не такая уж и долгая. Как мы ее ни проживем — в нищете ли, в богатстве — все равно через какое-то время она закончится. И единственный ее результат для всех будет лишь в одном: научились ли мы любить другого человека? Научились ли видеть сквозь все его недостатки образ Божий?

Да, мне трудно с любовью отнестись к нищему. А ему трудно с любовью отнестись ко мне. И купюра в кружку не изменит чужой жизни. Но с моей стороны она может стать делом любви, а нищему поможет смотреть на меня хотя бы без неприязни.

Впрочем, об этом сказано еще так: пусть запотеет милостыня твоя в руках твоих, прежде чем узнаешь, кому даешь. Хорошие и правильные слова. Вот только к себе я их примерить никак не могу. Потому что боюсь так и остаться с сопревшей в кулаке денежкой, для которой не нашлось «достойного» нищего.


Автор: ТКАЧЕНКО Александр https://www.foma.ru/article/index.php?news=4560
Для надежды граница возможна - Невозможна для веры она.

Аватара пользователя
Кризисный психолог
Психолог
Сообщения: 5608
Зарегистрирован: 25 май 2008, 21:26
Пол: муж.
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Хочу помогать горюющим
Откуда: г. Москва
Контактная информация:

Re: Поговорим о делах милосердия

Сообщение Кризисный психолог »

Хороший и интересный материал. Но хочу дать еще один очень важный, хороший материал , который написан игуменом Феодором (Яблоковым)
Изображение


Он называется Как сделать «банковский перевод» на тот свет, чтобы помочь душе близкого




И еще интересный материал, который называется "Милостыня - есть искусство". Статью написал архиепископ Вологодский и Великоустюжский Максимилиан, которого мы хорошо знаем по его совершенно замечательным фотографиям.


Изображение


"Не всякий делающий что-либо благое, делает это благоугодно Богу".
(Авва Дорофей)


Добродетель милосердия издавна присуща русскому народу. Он всегда проявлял милосердие к нуждающимся. Он всегда был милостив к поверженному врагу. Это прекрасное свойство русского человека объясняется тем, что все его нравы пропитаны духом Евангелия. Добродетель милосердия особенно уподобляет человека Богу. Христос сказал: «Будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд» (Лк.6.36).Одна из главных заповедей Спасителя – это любовь к ближнему. Действенным проявлением любви к ближнему является милосердие. В Нагорной проповеди Спаситель учил: «Просящему у тебя дай» (Мф. 5.43). Русский народ воспринял учение Евангельское не умом, а сердцем, и старался оказать милость всякому нуждающемуся. Холодное знание закона Божия не дает правильной жизни. Правильная христианская жизнь начинается только тогда, когда Евангельские истины станут не только достоянием ума, но и сердца. Оказывая помощь, русский человек, подчас, лишал себя самого необходимого, следуя примерам святых, которые испокон веков были образцом подражания на Руси, так как первой книгой, с которой знакомились дети – были жития святых. Милосердие русского человека было столь велико, что своим размахом поражало иностранцев, приезжающих в Россию с католического или протестантского запада. Например, австрийский дипломат XVIв. Николай Варкочь с удивлением и восхищением писал: «Как только дошли мы до границы Московской земли, все содержимое на нас стало даровое, так что мы совсем не тратились ни на кушанье, ни на подводы: так у них принято». Эта добродетель и по сей день свойственна русскому человеку, особенно тому, который еще не потерял связи с православием, так как именно православие учит бескорыстному милосердию, а отличительной чертой русского является жизнь по духу православия. Ф.М. Достоевский считал, что русский человек – это православный человек. Вероятно, поэтому и по сей день можно увидеть немало просящих подаяние на нашей Вологодчине, которая еще хранит дух православия, заложенный нашими святыми предками. Особенно много просящих бывает у храмов по праздничным дням. И им подают бедные старушки, основные посетители храмов. Верующие стремятся исполнить евангельскую заповедь, потому что думают о будущем, о суде, который определит их вечную участь. Они стремятся очиститься от грехов. А добродетель милосердия настолько угодна Богу, что ради милостыни Он очищает и прощает грехи творящему милостыню. Авва Дорофей пишет: «Благодать милосердия столь велика, что она может прощать грехи». Но у меня однажды возник вопрос, всем ли и всегда мы должны творить милостыню? Такой вопрос возник у меня после того, как я случайно услышал разговор двух нищих. Это было около 20 лет назад. В то время я был студентом Московской Духовной Академии. Произошло это тихим погожим днем, когда природа в прощальной красе радует наш глаз последним парадом ярких цветов листвы. Я приехал в Лавру с послушания из Москвы в середине дня, когда уже отошла поздняя Литургия. Людей в Лавре было мало, так как в понедельник музе в Лавре закрыт, а молящиеся уже разошлись. По доброй традиции, войдя в Лавру, я направился к преподобному Сергию. Навстречу мне шли нищие из Успенского собора, которые там постоянно собирали милостыню, и я их знал, так как их лица примелькались мне. В Лавре стояла осенняя тишина, и мне был хорошо слышен разговор между ними, хотя нас разделяло значительное расстояние. Один из нищих спросил другого: «Сколько ты сегодня набрал?» Тот ему ответил: «Немного, всего 48 рублей», (примечание: один доллар стоил тогда 80 копеек). Сделав несложные арифметические расчеты, я получил сумму около 2000 рублей в месяц. Это в то время, когда министр СССР получал в месяц около 1000 рублей, имея высочайшую квалификацию и как специалист и как организатор, неся огромную нагрузку и ответственность. О больших «заработках» нищих мне приходилось и читать и слышать не раз. Но что в этом страшного, может кто-то спросить? Страшно то, что неразумной милостью мы развращаем людей. Имея специальность, силу, здоровье, они перестают работать и становятся попрошайками. Кто-то может на эти рассуждения возразить словами Спасителя: «Всякому просящему у тебя дай» (Лк. 6.30). «Всякому», значит любому: и здоровому, и больному, и богатому и бедному, и трезвому и пьяному. Значит, мы должны оказывать любому, кто бы у нас ни попросил, милостыню! Так понимают это высказывание большинство христиан, и творят милостыню всякому просящему без разбора. Но так ли надо понимать эти слова Спасителя? Толкователи Евангелия это понимали несколько иначе. Под словом «всякий» они понимали всякий нуждающийся, будь он верующим или неверующим, знакомым или незнакомым, другом или недругом. Не просто просящий, но именно нуждающийся, и не просто нуждающийся, которому необходимы деньги для удовлетворения какой-либо страсти, например, винопития, а нуждающийся в хлебе насущном. «Христос повелел давать нищим» - говорил святитель Иоанн Златоуст. В то же время истинная нужда, как правило, бывает скромна и малозаметна. Многие ее не замечают и проходят мимо, а замечают в основном тех, кто козыряет своей бедностью, кто требует милостыни в общественных местах.

Чтобы милостыня не развращала людей, а помогала, необходимо творить ее с рассуждением. В Новом Завете сказано: «Будьте милостивы с рассмотрением» (Иуд. 22). Еще в первые века христианства об этом было написано в древнейшем и очень авторитетном литературном памятнике христианства конца первого века «Учение 12 Апостолов». В этом древнем памятнике христиане предупреждаются от неразумного творения милостыни. В нем сказано: «Пусть запотеет милостыня твоя в руках твоих, пока не будешь знать, кому даешь», то есть не спеши оказать милостыню первому просящему, но окажи ее нуждающемуся, узнав, что он истинно нуждается, а не принимает на себя личину нужды. «Милостыня предназначена только для тех, кто не имеет сил трудами рук удовлетворить свои нужды» - предупреждал христиан святитель Иоанн Златоуст. Если такое предупреждение было необходимо в те годы, когда люди были значительно честнее и порядочнее, нежели сейчас, то тем более оно необходимо и в наше время, когда порядочность и честность умалились до предела. Когда появилось множество лукавых и непорядочных людей, ищущих любой возможности удовлетворить свои желания, подчас и греховные. Желая совершить доброе дело, подавая милостыню просящему, мы можем совершить дело далеко не доброе. Добродетель только тогда добродетель, когда приносит добрые плоды. Если же оказывать помощь всякому просящему, мы можем стать соучастниками преступников и грешников, приобщившись к их злым делам через поданную милостыню. Подавая милостыню незнакомому человеку, да еще с признаками немощи, широко бытующей в России, мы потакаем их слабости и даем возможность удовлетворить греховную страсть, которая от удовлетворения укрепляется и развивается. А всякая страсть разрушает здоровье и приводит к болезням и преждевременной смерти. Мало того, овладев человеком, она может довести его до совершения тяжкого преступления с целью получения средств для удовлетворения страсти. В состоянии опьянения совершается огромное количество преступлений. Кроме того, подавая милостыню людям, которые в состоянии зарабатывать на жизнь собственным трудом, но не хотят, а питаются от милостыни, мы входим в противоречие и противодействие ап. Павлу, который написал: «Кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (Фес. 3.10). Мало того, такие лукавые просители приучают к своему ремеслу малолетних детей, жалкий вид которых не может не тронуть сердца человеческого и доход «нищих» растет. Проходят годы, дети растут, но ни образования, ни специальности они не приобретают. Они ничего не умеют, кроме попрошайничества. Когда царь Петр I видел физически здоровых нищих, он им давал не деньги, а топор, работая которым, нищий мог прокормить себя и свою семью.

Встает вопрос, почему так много нищих у храмов? Вероятно, потому, что там им хорошо подают милостыню. В храм идут люди с определенным устроением и настроением – они идут в храм молиться. Молятся люди в первую очередь о прощении грехов. Для того чтобы Бог был к нам милостивым, и простил наши грехи, и мы должны быть милостивы, то есть творить милостыню ближним. Еще свт. Иоанн Златоуст призывал творить милостыню, потому что «милостыня очищает грехи блудником и наполняет благую мзду». Очень удобно и легко выполнить эту добродетель, идя в храм. Во-первых, не требуется тратить время и силы на поиски нуждающихся. Во-вторых, подавая милостыню просящему, мы определяем размер ее сами. Если будем искать нуждающегося и найдем его, ему, возможно, потребуется больше денег, чем мы собирались дать. В-третьих, нуждающемуся, возможно, потребуются не только наши деньги, но и наше внимание, забота, сочувствие и труд. А это для нас нежелательно, так как это тяжело и обременительно. Раздавать деньги могут многие, но чтобы самому послужить нуждающемуся – для этого требуется душа высокая и крепкая. Возможно, поэтому большинство предпочитает дать милостыню первому просящему, не обременяя себя поисками нуждающихся.

Но при таких рассуждениях люди упускают из поля зрения самое главное, на сколько угодна Богу такая наша милостыня? Вспомним, как Христос оценил милостыню, которую опускали в церковную сокровищницу входящие в храм. Богатые опускали туда большие деньги, но Христос похвалил не их, а бедную вдову, которая опустила туда две самых мелких монеты – две лепты. Почему? Потому что богатые опускали туда от избытка, ничем себя не обременяя, и без сердечного благорасположения, а бедная вдова опустила все, что имела, с глубоким сердечным чувством, не оставив себе денег даже на пропитание. Значит, милостыня оценивается Богом не по ее размеру, а по тому труду, по сердечному благорасположению, по тому лишению, которому подвергает себя человек. Свт. Тихон Задонский писал: «Милостыня судится не по числу даемых, но по усердию дающего». Милостыня, подаваемая нами просящим у храма, наверное, самая легкая и необременительная для нас, но, вероятно, малоценная в очах Божиих, и, очень возможно, малополезная или даже вредная для просящего. В то же время милостыня истинно нуждающемуся, совершенная нами с усилием над собой, сердечным участием и с пользой для нуждающегося – такая милостыня угодна Богу. Такую милостыню с любовью приемлет Бог. Невольно вспоминаются мудрые слова Премудрого Сираха: «Если ты делаешь добро, знай, кому делаешь, и будет благодарность за твои благодеяния. Делай добро благочестивому, и получишь воздаяние и если не от него, то от Всевышнего.» (Сир. 12, 1-2)
"...человек не должен как бы искусственно подогревать в себе скорбь и драматическое чувство о смерти другого, считая, будто их отсутствие доказывает, что он не любил. Скорбь должна как бы перелиться в другое: в любовь, которая не кончается, в сознание: я тоже иду по этому пути, мне тоже придет время умирать, и какая тогда будет радость встречи!.. Тогда скорбь просветляется..."
Митрополит Сурожский Антоний


Ответить

Вернуться в «Как и чем можно помочь душе ушедшего человека»