Братья наши... Меньшие?

В этом разделе размещаем всё что связано с нашими домашними питомцами
Аватара пользователя
КАПЕЛЬ
Сообщения: 4237
Зарегистрирован: 28 май 2010, 19:30
Пол: жен.
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Получил помощь, теперь хочу помогать другим

Re: Братья наши... Меньшие?

Сообщение КАПЕЛЬ »

Наша Жучка

Когда я был маленький, я учился в военной гимназии. Там, кроме всяких наук, учили нас ещё стрелять, маршировать, отдавать честь, брать на караул — всё равно как солдат. У нас была своя собака Жучка. Мы её очень любили, играли с ней и кормили её остатками от казенного обеда.

И вдруг у нашего надзирателя, у «дядьки», появилась своя собака, тоже Жучка. Жизнь нашей Жучки сразу переменилась: «дядька» заботился только о своей Жучке, а нашу бил и мучил. Однажды он плеснул на неё кипятком. Собака с визгом бросилась бежать, а потом мы увидели: у нашей Жучки на боку и на спине облезла шерсть и даже кожа! Мы страшно разозлились на «дядьку». Собрались в укромном уголке коридора и стали придумывать, как отомстить ему.

— Надо его проучить, — говорили ребята.

— Надо вот что... надо убить его Жучку!

— Правильно! Утопить!

— А где утопить? Лучше камнем убить!

— Нет, лучше повесить!

— Правильно! Повесить! Повесить!

«Суд» совещался недолго. Приговор был принят единогласно: смертная казнь через повешение.

— Постойте, а кто будет вешать?

Все молчали. Никому не хотелось быть палачом.

— Давайте жребий тянуть! — предложил кто-то.

— Давайте!

В гимназическую фуражку были положены записки. Я почему-то был уверен, что мне достанется пустая, и с лёгким сердцем сунул руку в фуражку. Достал записку, развернул и прочитал: «Повесить». Мне стало неприятно. Я позавидовал товарищам, которым достались пустые записки, но всё же пошёл за «дядькиной» Жучкой. Собака доверчиво виляла хвостом. Кто-то из наших сказал:

— Ишь гладкая! А у нашей весь бок облезлый.

Я накинул Жучке на шею веревку и повел в сарай. Жучка весело бежала, натягивая верёвку и оглядываясь. В сарае было темно. Дрожащими пальцами я нащупал над головой толстую поперечную балку; потом размахнулся, перекинул верёвку через балку и стал тянуть.

Вдруг я услыхал хрипенье. Собака хрипела и дергалась. Я задрожал, зубы у меня защёлкали, как от холода, руки сразу стали слабые... Я выпустил верёвку, и собака тяжело упала на землю.

Я почувствовал страх, жалость и любовь к собаке. Что делать? Она, наверно, задыхается сейчас в предсмертных мучениях! Надо скорее добить её, чтобы не мучилась. Я нашарил камень и размахнулся. Камень ударился обо что-то мягкое. Я не выдержал, заплакал и бросился вон из сарая. Убитая собака осталась там... В ту ночь я плохо спал. Всё время мне мерещилась Жучка, всё время в ушах слышалось её предсмертное хрипенье. Наконец настало утро. Разбитый, с головной болью, я кое-как поднялся, оделся и пошёл на занятия.
И вдруг на плацу, где мы всегда маршировали, я увидел чудо. Что такое? Я остановился и протёр глаза. Собака, убитая мною накануне, стояла, как всегда, около нашего «дядьки» и помахивала хвостом. Завидев меня, она как ни в чём не бывало подбежала и с ласковым повизгиванием стала тереться у ног.

Как же так? Я её вешал, а она не помнит зла и ещё ласкается ко мне! Слёзы выступили у меня на глазах. Я нагнулся к собаке и стал её обнимать и целовать в косматую морду. Я понял: там, в сарае, я угодил камнем в глину, а Жучка осталась жива.

Вот с тех пор я и полюбил животных. А потом, когда вырос, стал воспитывать зверей и учить их, то есть дрессировать. Только я их учил не палкой, а лаской, и они меня тоже любили и слушались.

| Автор: Владимир Дуров
Изображение
Да будет на все воля Божия . Да будет воля Твоя , Господи.

Аватара пользователя
КАПЕЛЬ
Сообщения: 4237
Зарегистрирован: 28 май 2010, 19:30
Пол: жен.
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Получил помощь, теперь хочу помогать другим

Re: Братья наши... Меньшие?

Сообщение КАПЕЛЬ »

Бог любит заботящихся о братьях наших меньших

Притча
Этот день на Мосту Радуги был непохож на другие дни.
Он был серым, безрадостным и гнетущим. Животные, которые не столь долго находились на мосту, не могли понять в чем дело. но старожилам все было ясно. Они собрались у края моста и стали смотреть.
Вскоре все увидели старую собаку, которая приближалась к Мосту с опущенной головой и обвисшим хвостом. Звери, которые уже давно были на Мосту Радуги, уже заранее знали, что случилось с этой собакой - они слишком часто видели подобные ситуации.
Собака приближалась медленно, испытывая, по-видимому, сильную душевную боль, хотя у нее не было признаков травмы или болезни. Почему-то она не становилась, как другие животные, опять счастливой и здоровой. Собака приближалась, думая, что сейчас она пересечет заветную черту, и чем ближе она подходила, тем радостнее становилась. Но тут путь собаке преградил ангел, который извинился и сказал, что животные без сопровождения людей не могут пересечь Мост Радуги. Старой собаке некуда больше было идти, и она вышла на поле перед мостом, где были такие же, как она, старые животные, пришедшие к мосту без друга-человека.
Они лежали на зеленой траве, неотрывно глядя на путь, который вел к Мосту.
Новая собака легла с ними вместе, так же смотря на Мост и ожидая чего-то.
Один из новичков Моста спросил у собаки, прожившей там уже долгое время:
"Кто этот пес и почему он не становится здоровым и молодым, как мы?"
-Видишь ли, - ответил старожил - этот пес был сдан в приют, когда состарился, таким как ты его видишь - старой собакой с седеющей шерстью и затянутыми пленкой старости глазами. В его последний момент только сотрудник приюта мог дать ему свою любовь, успокоить его и приласкать. Поскольку у него не было семьи, никто не может перевести его через Мост.
-И что же будет с ним теперь? - спросил новичок.
Пока он ждал ответа, все увидели, как облака разошлись, и в Мосту приблизился человек. Все животные, ждавшие чего-то на поле около Моста, были залиты золотым светом, и тут же стали вновь молодыми и здоровыми. Еще много животных подбежали к Мосту, увидя пришельца. Они низко поклонились ему, а он гладил их по головам и чесал за ушами. Вместе они пошли к Мосту и пересекли его.
-Что это? -Спросил новичок.
-Этот человек - сотрудник приюта. Животные, которые поклонились ему, нашли новый дом благодаря ему. Они пересекут Мост, когда здесь будут их хозяева. А те, кто пересек Мост вместе с ним, никогда не имели дома. Когда сюда приходит сотрудник приюта, ему разрешается в последний раз проявить свою любовь к животным. Он переводит через мост всех бедных, никому не нужных зверей.
-Я люблю таких людей! - сказал новичок.
-И Бог тоже! - был ответ.


Изображение
Да будет на все воля Божия . Да будет воля Твоя , Господи.

Аватара пользователя
КАПЕЛЬ
Сообщения: 4237
Зарегистрирован: 28 май 2010, 19:30
Пол: жен.
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Получил помощь, теперь хочу помогать другим

Re: Братья наши... Меньшие?

Сообщение КАПЕЛЬ »

. Про кота
Архимандрит Тихон (Шевкунов)

Что и говорить, любят у нас обсудить и покритиковать священников. Поэтому для меня было весьма неожиданным, когда однажды, в ту пору, когда я служил еще в Донском монастыре, ко мне подошел наш прихожанин по имени Николай и сказал:
Изображение

– Теперь я понял: самые лучшие, самые великие, самые терпеливые и прекрасные люди на свете – это священники!

Я удивился и спросил, почему он вдруг так решил?

Николай ответил:

– У меня живет кот. Очень хороший, умный, замечательный, красивый. Но есть у него одна странность: когда мы с женой уходим на работу, он забирается в нашу постель и, простите, гадит в нее. Мы всячески пытались его отучить – упрашивали, наказывали, все бесполезно. Как-то мы соорудили даже целую баррикаду. Но когда я вернулся домой, то увидел, что баррикада раскидана, а кот снова пробрался в постель и сделал там свое грязное дело. Я до того разозлился, что схватил его и просто избил! Кот так обиделся, что залез под стул, сел там и заплакал. По-настоящему, я впервые такое видел, у него слезы катились из глаз. В это время пришла жена, увидела все и набросилась на меня: «Как тебе не стыдно? А еще православный! Не буду с тобой даже разговаривать, пока не покаешься у священника за свой зверский, гадкий, нехристианский поступок!» Мне ничего не оставалось делать, да и совесть обличала, – наутро я пришел в монастырь на исповедь. Исповедовал игумен Глеб. Я отстоял очередь и все ему рассказал.

Отец Глеб, игумен из Троице-Сергиевой лавры, служил тогда временно в Донском монастыре и был очень добрым, средних лет священником. Обычно он стоял на исповеди, облокотившись на аналой, и, подперев бороду кулачком, выслушивал грехи прихожан. Николай очень подробно и чистосердечно поведал ему всю свою печальную историю. Он старался ничего не утаить, поэтому говорил долго. А когда закончил, отец Глеб помолчал немного и, вздохнув, проговорил:

– Н-да… Нехорошо, конечно, получилось!.. Вот только я не понял: этот копт, он что, в университете учится? Там что, общежития у них нет?

– Какой «копт»? – переспросил Николай.

– Ну тот, который у вас живет, про которого ты сейчас все это рассказал.

«И тут до меня дошло, – завершил свою историю Николай, – что отец Глеб, который был слегка туговат на ухо, десять минут смиренно выслушивал мой бред про копта, который зачем-то живет у нас в квартире и гадит в нашу кровать, которого я зверски избил, а он залез под стул, сидел там и плакал… И тогда я понял, что самые прекрасные и непостижимые, самые терпеливые и великие люди на свете – это наши священники».

24 января 2011 года
Да будет на все воля Божия . Да будет воля Твоя , Господи.

Аватара пользователя
КАПЕЛЬ
Сообщения: 4237
Зарегистрирован: 28 май 2010, 19:30
Пол: жен.
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Получил помощь, теперь хочу помогать другим

Re: Братья наши... Меньшие?

Сообщение КАПЕЛЬ »

Лев Андрокла.

Следующий замечательный случай произошел в Риме во время гонений на христиан. Некто Андрокл, проезжая лесной дорогой, услышал в стороне рычанье зверя, похожее на ужасные стоны. Отстановившись, путник сошел с коня и отправился в чащу леса на голос. Там Андрокл увидел старого льва, который с воем и рычанием воспаленным языком зализывал гноящуюся рану.
Увидев Андрокла, лев поднял полные страдания глаза и протянул к нему лапу, в которой между когтей торчала большая заноза. Андрокл осмотрел лапу льва и острием стрелы вытащил занозу; потом, зачерпнув шлемом воды в ручье, промыл рану. Лев вздохнул свободно, посмотрел кротко и ласково на своего избавителя и, тяжело ступая, медленно удалился в глубину леса.
Спустя некоторое время Андрокл за то, что сделался христианином, был осужден на растерзание зверями в Римском цирке. Назначен был день казни. Посмотреть на мучения христиан собирались тысячи язычников; здесь присутствовал и сам кесарь.
На арене уже разгуливали в ожидании скорой добычи два голодных льва: молодой и старый. Вот ввели христианина ко львам. Молодой лев, оскалив зубы, медленно направился к своей жертве... Зрители затаили дыхание. Всего один скачок льва - и человека не станет, польется кровь, захрустят кости. Но вдруг огромный старый лев, узнав в Андрокле своего избавителя, медленно приблизился к нему и спокойно лег подле его ног.
Лев лизал своему благодетелю руки, не сводил с него глаз и с таким гневом зарычал на молодого льва, что тот, поджав хвост, быстро удалился в клетку.
Театр огласился громом рукоплесканий. Сам жестокий кесарь Нерон был поражен этой картиной и даровал Андроклу жизнь.

Изображение
Да будет на все воля Божия . Да будет воля Твоя , Господи.

Аватара пользователя
КАПЕЛЬ
Сообщения: 4237
Зарегистрирован: 28 май 2010, 19:30
Пол: жен.
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Получил помощь, теперь хочу помогать другим

Re: Братья наши... Меньшие?

Сообщение КАПЕЛЬ »

Дворняжка Рекс

Изображение

Мой сосед по даче рассказал мне такую историю о дворняжке Рексе.
«Конечно, такую кличку дворняжкам обычно не дают. Рекс — это ведь по-латыни означает «император», «король». Так можно назвать громадного дога, мощного сенбернара или любую иную собаку крупной породы, скажем, ньюфаундленда или мастифа. Все это — красивые, породистые животные, настоящие короли собачьего мира.
Впрочем, как по-настоящему звали Рекса, никто не знал. Собака увязалась за нами в лесу, когда мы ходили по грибы. С пушистым хвостом, уши торчком, но морда не лисья хитрая, а умная и словно в улыбке. Глаза тоже умные, добрые. На шее кожаный ошейник. Значит, не бродячая, а просто заблудилась, потеряла хозяина. Так у собак бывает, особенно у молодых. Почует заячий след, возомнит себя опытной гончей, да и понесется, не разбирая дороги! А куда дворняжке зайца поймать! Это ведь и не всякой охотничьей собаке под силу. Так и теряются, бывает, в лесу иные псы. Задора много, а опыта нет.
Не стали мы гнать собаку, вдруг она из нашего дачного поселка, найдется хозяин. Впустили на участок, налили в миску молока, покрошили хлеба, она с удовольствием все съела, миску вылизала, сильно проголодалась, видимо.

Мои мальчишки бросились гладить пса, тормошить, за уши таскать. Младший, трехлетний Егор, даже попытался вскарабкаться на собаку. Пришлось поручить охрану дворняжки старшему, Сергею. Он уже четыре класса окончил, осенью в пятый пойдет. Такому можно доверить собаку.
—Пусть пока это будет твой пес!— сказал я сыну.— Только не позволяй Егорке его мучить!
Хозяин приблудной дворняжки так и не нашелся, и осталась она жить у нас на даче. Даже охранять стала, усердно облаивала всякого, кто близко подходил к забору. А когда окрест было спокойно и никто не покушался на нашу петрушку и лук, собака забиралась на скамью под кустом жасмина и, вытянув вперед лапы, гордо смотрела на всех, высоко подняв веселую морду.

—Ну, прямо как сфинкс располагается,— решила жена.— Простая дворняжка, а какой царственный вид!
Может быть, именно поэтому мы и назвали пса Рексом, точно не помню.
Но вот кончился август, надо было перебираться назад в город, Сергею скоро в школу. Да и мой отпуск подошел к концу. А как быть с Рексом?
Знаю, некоторые заводят на даче собак, кошек, а потом их там и бросают. Живи, мол, как хочешь. Конечно, не все домашние животные погибают, иные выживают. Становятся бродячими, полудикими, кормятся по помойкам или где придется. Гнезда разоряют, лягушек ловят. Но разве это дело — бросить на произвол судьбы домашнее животное, друга человека?
И я решил взять Рекса с собой в Москву, показать там ветеринару, сделать все необходимые прививки, и пусть живет, квартиру стережет.
Но жена воспротивилась.
—Куда нам!— сказала она.— Квартира у нас небольшая, тесно, да и гулять с собакой надо два-три раза в день! Кто будет? Мы ведь с тобой на работе, Егорка в детсаду, Сергей в школе!
—Хорошо,— сказал я.— Возьмем временно, не бросать же собаку одну на даче! Да и дети расстроятся! А в городе мы ее отдадим Ивану Степановичу, он геолог, заберет Рекса с собой в экспедицию!
На том и порешили.
Но когда приехали в город, оказалось, что наш сосед, Иван Степанович, еще не вернулся из отпуска. Через неделю, сказали, будет. Пришлось мне раньше на час вставать, перед работой гулять с Рексом. И вечером тоже час, после работы. Полезно, конечно, для здоровья, только знакомые удивлялись:
—Что это вы за собаку себе завели, Борис Викторович, неужели не смогли достать какую-нибудь породистую?
Ну, а я отвечал, что непородистые мне, дескать, больше нравятся. Недаром же в космос первой полетела дворняжка. Потому что дворняжки выносливее и даже иногда умнее бывают, чем любые породистые собаки. Но все-таки где-то как-то обидно было. Не за себя, за Рекса. Но тут произошло такое событие.
В воскресенье, накануне возвращения из отпуска Ивана Степановича, мы, как обычно, пошли с Сергеем в кино на детский сеанс — мультфильмы смотреть. А Егор с мамой дома остались, обед готовить. Рекса, конечно, мы с собой тоже не взяли: собак в кино не пускают.
Мультфильмы были очень интересные, из серии «Ну, погоди!». Вернулись мы домой довольные, чуть ли не бегом поднялись к себе на пятый этаж, рассказать скорее маме про кинокартину.
А дома что-то невероятное: Егор сидит на диване и ревет, мама тоже вся в слезах, держит на руках Рекса и целует его в морду. Что же произошло?
Оказалось, полчаса назад звонит нам в дверь соседка из дома напротив, наши окна смотрят прямо в окна другого дома. Мама открывает дверь, а соседка ей и говорит:
—Спасайте скорее своего малыша! Он через балкон вылезает!
Мама бросилась в столовую, где дверь на балкон, и видит: Рекс тянет Егорку за рубашку с табуретки, всеми четырьмя лапами упирается. А Егорка вцепился руками в ограду балкона, еле держится на табуретке. Он, оказывается, пока у мамы что-то подгорало на кухонной плите, потихоньку затащил на балкон табуретку, залез на нее и решил, видимо, посмотреть, что там внизу, под балконом. Глупый мальчишка, маленький, еще не понимает, как легко равновесие потерять.
Этот Егоркин маневр заметила соседка в доме напротив и тут же побежала к нам. Но тем временем Рекс, который все время был в столовой — ему на кухню входить не разрешалось, очевидно, понял, что ребенку грозит опасность. И вцепился Егору в рубашку, стал тянуть мальчишку вниз. И даже когда мама подбежала, схватила Егорку на руки, не отпускал Рекс рубашку, рыча даже: как это, мол, можно маленького ребенка без присмотра оставлять?!
Ну, тут мама, конечно, поняла, что Рекс ее сыну жизнь спас.

Шлепнула Егорку, чтобы впредь неповадно было, посадила на диван. А на руки Рекса схватила…
Потом мы записали Рекса в городской клуб собаководства, в группу беспородных собак под названием «Дружок». В этой группе кто хочет, может с помощью опытных дрессировщиков обучать дворняжек как породистых собак самой различной собачьей науке: через барьеры прыгать, по буму ходить, преступников задерживать. Обученные дворняжки допускаются к участию в соревнованиях и даже медали получают. За ум и выучку.
…Прошел год. Мы с Сергеем выводили Рекса на прогулку, словно заслуженную породистую собаку. На красивом красном ошейнике — мамин подарок — у него висели две золотые медали. А Иван Степанович так и отправился в свою экспедицию один, без собаки. Хотя и очень просил у нас Рекса:
—Замечательная собака!— сказал он.— Умница! Не все «короли» такими бывают!»

А кто первым из живых существ поднялся в космос на искусственном спутнике Земли? Для полета в космос могли выбрать любое животное. Советские ученые выбрали собаку. Они могли выбрать собаку самой редкой породы. Но выбрали дворняжку. И выбор этот был не случайным. В его основе — серьезный научный расчет.
Двадцатого августа 1960 года первые «космонавты» вернулись на Землю: то были дворняжки Белка и Стрелка, каждая весом пять с половиной килограммов. Они совершили полет на космическом корабле, сделай 18 витков вокруг земного шара. Обе дворняжки — одна в зеленом, другая в красном спецкостюме — весело встретили участников группы поиска. А вскоре «космонавтка»-2 по кличке Белка принесла потомство — трех здоровых веселых щенят…
Судьба четвероногих «космонавтов» волновала в те дни не только взрослых, но и детей, которые посвящали собакам стихи:

Отправили собаку
Летать вокруг Земли.
Ей разных бутербродов
На месяц запасли.


Собака громко лает
В кабиночке своей,
А спутник все летает
Вокруг Земли своей.
Да будет на все воля Божия . Да будет воля Твоя , Господи.

Аватара пользователя
КАПЕЛЬ
Сообщения: 4237
Зарегистрирован: 28 май 2010, 19:30
Пол: жен.
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Получил помощь, теперь хочу помогать другим

Re: Братья наши... Меньшие?

Сообщение КАПЕЛЬ »

КОШКА
Священник Ярослав Шипов
Зима, метель. Возвращаемся на колхозной машине из города: шофер, председатель и я, — они ездили по своим служебным делам, я — по своим. Останавливает инспектор: водитель выходит, показывает документы, начинается разговор… Председатель пожимает плечами: «Вроде ничего не нарушали», — и мы вылезаем, чтобы поддержать водителя.

Инспектор, похоже, никаких претензий пока не предъявил: молча рассматривает наш «Уазик» — не новый, но вполне исправный; проверяет ногтем глубину протектора на колесах, изучает работу фар, подфарников, стоп-сигналов, но все — в порядке… Наконец, остановившись перед машиной, говорит:

— Проверим номер двигателя.

Шофер открывает капот, и мы столбенеем от изумления: в моторе — кошка… Трехцветная — из рыжих, черных и белых лоскутов… Она приподнимает голову, оглядывается по сторонам, потом выпрыгивает из-под капота на обочину и исчезает в заснеженном поле.

Мы все пережили нечто похожее на кратковременный паралич… Первым шевельнулся инспектор: молча протянул документы и, бросив в нашу сторону взгляд, исполненный глубочайшей обиды, пошел к своему автомобилю. Он смотрел на нас так, будто мы предали его…

Потом очнулся председатель колхоза:

— Кто мог засунуть ее туда?..

— Она сама, — прошептал шофер, морща лоб от мыслительного напряжения, — когда мы у магазина останавливались… наверное…

— И чего? — не понял председатель.

— Изнутри, то есть снизу, залезла погреться, — увереннее продолжил шофер, — а потом мы поехали, спрыгнуть она испугалась и пристроилась вот тут…

— Часа четыре каталась? — прикинул председатель.

— Около того, — подтвердил шофер.

Теперь, наконец, мы пришли в себя и рассмеялись — до всхлипываний и слез.

— Все это — не просто так, — сказал председатель: — они ведь сроду не проверяли номер двигателя, да и сейчас этот номер никому даром не нужен, и вдруг…

— Не иначе, сами силы небесные пожалели кошчонку, — предположил водитель.

— Но тогда, — задумался председатель — и под капот ее запихнули тоже они?.. Для каких, интересно, целей?..

Кто может ответить на такой вопрос?.. Мы садимся в машину и отправляемся в дальнейший путь.

Случай этот, сколь нелепый, столь и смешной, вскоре забылся по причине своей незначительности. Однако года через два или три он получил неожиданное продолжение. На сей раз дело происходило летом.

Привезли меня в далекую деревеньку, к тяжко болящей старушенции. Жила бедолага одна, никаких родственников поблизости не осталось. Впрочем над койкой на прокопченных обоях были записаны карандашом два городских адреса: сына и дочери, — но, как объяснила мне фельдшерица, адреса эти то ли неправильные, то ли устарели, а бабкины дети не наблюдались в деревне уже много лет и вообще неизвестно — живы ли они сами. Фельдшерица эта в силу своей милосердной профессии или от природной доброты христианской души, а может — и по двум этим причинам сразу, — не оставляла болящей, но терпеливо ухаживала за ней.

— Как я боялась, что не успеем, — сказала фельдшерица, когда соборование завершилось: — Она ведь три дня назад умирала уже! Я — к телефону, позвонила вашей почтарке, а та говорит, что вы на дальнем приходе и вернетесь неизвестно когда. Я — звонить на тот приход, там говорят: вы только-только уехали… Ну, думаю, неужели бабулька моя помрет без покаяния? Она так хотела, так Бога молила, чтобы сподобил ее причаститься и пособороваться!.. Досидела с ней до самого вечера, а потом побежала домой — надо ж хоть поесть приготовить… За коровой-то у меня сноха ходит — с коровой-то у меня заботушки нет, а вот мужа надо обихаживать да и младшего — нынче в девятый класс пойдет… Наварила супу, картошки и перед сном решила снова бабульку проверить. Прихожу, а она не спит. И рассказывает: «Я, — говорит, — померла уже»… Да-да, прям так и говорит. Мол, сердце во сне очень сильно болело, а потом боль прошла и хорошо-хорошо стало… «И вдруг, — говорит, — чтой-то стало губы и нос щекотать. И тут, — говорит, — все это хорошее исчезло, и опять боль началась». Ну, она от щекотки проснулась, а на груди у нее кошка лежит и усами своими ее щекочет: кошки, они ведь к носу принюхиваются, не то что собаки, извиняюсь, конечно. Видно, кошечка почуяла в бабкином дыхании нездоровье какое-то и принюхалась, а усами вызвала раздражение, — вот бабка и проснулась. А коли проснулась — лекарство приняла. Так и выжила. Ну, я с утра машину искать, чтобы, значит, послать за вами. Никто не дает… Потом сельповских уговорила… Так что только благодаря кошке бабулечка вас и дождалась…

Выходя на крыльцо, чуть не наступил на небольшую кошчонку, шмыгнувшую в избу: рыжие, белые и черные лоскутки напомнили мне о случае на зимней дороге. Я поинтересовался, откуда взялась эта кошечка — не приблудная ли.
Изображение
— Да кто ж ее знает? — отвечала фельдшерица без интереса. — Это ж не корова, даже не поросенок: взялась — и взялась откуда-то, может, и приблудилась…

— А сколько от вас до города?

— Двести пятьдесят километров — автобус идет четыре часа…

Вернувшись, я рассказал об этом председателю и его шоферу. Они покачали головами и не проронили ни слова.
Да будет на все воля Божия . Да будет воля Твоя , Господи.

Аватара пользователя
КАПЕЛЬ
Сообщения: 4237
Зарегистрирован: 28 май 2010, 19:30
Пол: жен.
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Получил помощь, теперь хочу помогать другим

Re: Братья наши... Меньшие?

Сообщение КАПЕЛЬ »

А. Демкин
ВАСЬКА (Рассказ про кота)
Васька жил на первом этаже клиники госпитальной хирургии, что на Боткинской улице, той самой, что была основана знаменитым хирургом Пироговым еще в 1841 году. В память об основателе клиники на втором этаже имелась его крашеная в яркую бронзу гипсовая статуя. За спиной статуи, в аудитории с легким ажурным амфитеатром скамей, на стене висели настоящие литографические камни, на которых были гравированы изображения из анатомического атласа, составленного Пироговым.

Впрочем, в аудиторию Васька заходил редко, хотя в нее прямо из курсантского гардероба на первом этаже вела отдельная лестница. Но, в самом деле, что может быть интересно коту в холодной с метлахской плиткой на полу и железными переплетами скамеек аудитории? Да, Васька был именно котом. Обычным, впрочем, немного крупнее обычного, рыжим полосатым котом с разорванным в какой-то битве левым ухом. Первый этаж и подвал клиники для Васьки были намного интереснее. Вероятно, еще и потому, что контракт, безмолвно заключенный между начальником клиники и Васькой, содержал пункт о том, что Ваське дозволялось отлавливать серых хвостатых зверьков в подвале и, вдобавок, иметь гарантированную плошку остатков еды из кухни на первом этаже. Ваське запрещалось показываться на людях в дневное время и строго-настрого воспрещалось, даже ночью, подниматься на второй этаж клиники. Новый начальник принял Ваську вместе с клиникой от предыдущего начальника. А тот и сам уже не мог сказать, когда именно здесь появился кот.
Васька иногда мог поиграть с очередным солдатиком из бывших больных, оставленным в клинике в добровольное “рабство”, что всяко было для солдатика приятнее, чем несение повседневной службы в части. Солдатику дозволялось аккуратно почесывать Ваську между ушей и, если настроение у кота было благодушным, то и по спинке носа, которым Васька поддевал солдатскую руку, требуя продолжения ласки. Кое-кто мог попытаться быть фамильярным с ним и пытаться, следуя словам известной песни, запустить руку куда не следовало, например, в “меховой живот”. Но Васька никогда не царапал и не кусал обидчиков. Он, вырываясь из плена, смотрел на солдатика долгим и протяжным взглядом и уходил. Больше к нему он никогда не подходил, и солдат вынужден был нести свою ночную службу, не скрашенную тихим раскатистым мурчанием кота. Впрочем, все знали, что кот фамильярности не выносит, и старались быть с ним настолько уважительно на равных, насколько это может быть в отношениях человека с котом.

Больные покидали клинику по-разному. Кому-то выпадала счастливая доля уходить после лечения и больше никогда не возвращаться, кто-то был вынужден становиться частым гостем, чтоб продлить годы или месяцы жизни, а кто-то покидал клинику вместе и со всем белым светом навсегда. Васька, обитавший на первом этаже, знал, что таких людей, еще пахнувших живыми, но уже не таких теплых, как они, вывозили на каталке через старую заднюю дверь, во двор, где их грузили в машину, почти такую же, как и ту, на которой привозили больных в клинику, только гораздо более темного цвета – как старая пожухлая трава осенью, в старинном парке через дорогу, куда пробраться можно было только ночью, когда по дороге, разделявшей парк и клинику, переставали проноситься машины.

Виноградов теперь был частым гостем в клинике. Операция за операцией лишь оттягивали приближение последней черты, но все: и врачи, и сам Виноградов –продолжали бороться за его жизнь. Врачи – потому что таково призвание этих людей – выступать ходатаями перед высшими силами за жизнь человека, выполняя свои сложные многодневные ритуалы. Сам Виноградов боролся за жизнь, потому что научился радоваться каждому новому свету дня, порции пресной каши или просто успешному походу в туалет. Всего несколько лет назад он думал, что такие простые радости не стоят его внимания, что настоящая радость может быть только результатом чего-то по-настоящему большого, а обычные дни лишь пролистываются, не оставаясь в памяти, как когда-то в детстве, когда дни вели счет разграфленными страничками дневника. Эти графы с записями домашних заданий, отметками были чем-то ненастоящим. Настоящим был лишь день полной, своей собственной жизни, который остался за пределами строчек – в дневнике в каждой неделе было лишь шесть дней. Почти бесконечным праздником были каникулы, особенно летние. Казалось, что жизнь в деревне, за городом, и есть та самая настоящая жизнь. Жизнь со свежим утренним воздухом, пением птиц, запахом дерева, разогретого солнцем, шелестом листвы на ветру. Жизнь со взглядами вдаль, когда ты можешь перебираться взором от крыши старой часовенки к пышным шапкам сосен за речкой и далее по полоскам полей, вплоть до горизонта, пройдя который, можно было начать наслаждаться постоянной игрой рвущихся ветром облаков. Можно было лечь на спину и смотреть, смотреть, впитывать в себя и пронзительную лазурь высокого летнего неба и ослепительную белизну облаков.

Пролетело школьное время, казавшееся тогда столетием. Прошло время военного училища, когда жизнь текла лишь в увольнениях и во время отпусков, а после наступило время службы. Все время казалось, что настоящая жизнь вот-вот должна наступить: или после женитьбы и рождения сына, или после получения второго просвета на погонах, или после защиты диссертации и назначения на преподавательскую должность в училище. Однако, любое новое достижение вскоре – через месяц, два или через год, все равно становилось для Виноградова обыденностью. Однажды, уже уволившись в запас на шестом десятке, Виноградов с удивлением понял, что из всей прошедшей жизни его память удивительным образом согревают лишь совсем незначительные моменты. Это были такие мимолетные ощущения как тепло от серого в мелкую белую крапинку валуна, разогретого солнцем, на который удалось прилечь после марш броска, или вкус лесной земляники, которую надо было вложить в лиловый цветок колокольчика и так и съесть. Было и множество других приятных мелочей, при воспоминании о которых по телу разливалось тепло и становилось легко на душе. Другие же “настоящие” большие воспоминания – как ни странно были совершенно холодными, такими, как например, чьи-то чужие воспоминания, прочитанные в книге. Как странно все изменилось с годами…

Теперь же взгляду Виноградова был доступен лишь побеленный известкой потолок в палате, с разбегающимися в разные стороны как русла рек на карте местности трещинками, да край окна, где можно было, если повезет в хмурую петербургскую погоду, увидеть яркий кусочек неба. Опускать глаза ниже совсем не хотелось. Реальность мира ниже напоминала Виноградову том, что поезд его жизни, говоря языком военного железнодорожника, уже вскоре прибудет на свою конечную станцию, где состав, скорее всего, будет полностью расформирован.
Большую часть времени, если краешек неба в окне был сер от облачной мглы, Виноградов лежал с закрытыми глазами. Так, если смотреть сквозь опущенные веки на лампочку, можно было рассматривать движения маленьких темных точек, на красном фоне век – небольшое, а все же развлечение. Сил смотреть телевизор, или слушать радио уже не было. Каждый посторонний звук, каждое новое движение вокруг вызывало странный особый вид боли – не ту, что ощущаешь в теле и к которой уже привык – а где-то глубоко внутри головы.

Однажды Виноградов проснулся среди ночи от нового странного звука. Точнее, это был даже не звук, а что-то среднее между звуком и глубокой низкой вибрацией, которая была ощутима всем телом. Виноградов не спешил открывать глаза. Когда почти все его чувства выбрались из-под глухой пелены сна, он ощутил еще и какую-то тяжесть в области груди. Точнее даже не в груди, а на груди. Что-то увесистое прижимало его грудную клетку сверху и при этом очень приятно вибрировало. Виноградов решил открыть глаза. В палате никогда не было темно ночью. В осеннее и зимнее время ее освещали снаружи уличные фонари, а в весеннее или летнее время – акварельные краски светлых ночей. Открыв глаза, Виноградов увидел прямо перед собой два выпуклых больших блестящих глаза. Вслед за глазами из пелены сна постепенно проступили очертания широкой морды с пышными усами и округлыми ушками, одно из которых просвечивало насквозь острым треугольным клинышком – словно метка на ухе у породистой коровы. Так и есть – на груди Виноградова лежал, аккуратно подобрав под себя лапки, большой рыжий кот с зелеными глазищами. Увидев, что Виноградов открыл глаза, кот прикрыл свои, но не до конца – а так, чтобы от них остались две раскосые щелочки, и продолжил мурчать как ни в чем не бывало. Хотя Виноградов и был уже достаточно слаб, но тяжесть кота не показалась ему обременительной, а даже наоборот, приятной. Такой приятной, как это бывало в детстве, когда тебя накрывали в детстве тяжелым стеганым одеялом и ты умиротворенно проваливался в сон под его ватной тяжестью. Кот спокойно возлежал на редких невысоких волнах дыхания Виноградова и словно не обращал на него никакого внимания. Тяжесть и тепло от тельца кота было совершенно новым приятным ощущением. И уж тем более новым ощущением были глубокие вибрации мурчания. Они были настолько сильны, что вскоре поглотили все чувства Виноградова. Вскоре он, следуя их ритму, забылся глубоким сном, больше не просыпаясь до самого утра, что было в последнее время совсем необычным делом. С утра Виноградов почувствовал в теле непривычную легкость, почти как раньше, когда он был еще здоров и ночной сон приносил желанное полное обновление.
Изображение
Через пару ночей дежурная сестра заметила, что Васька по ночам поднимается на второй этаж и спит на груди у больного Виноградова. Несколько дней ночные походы Васьки оставались неизвестными для врачей. Но однажды дежурный врач, заглянув ночью в палату, увидел кота на груди у больного. Врач хотел было снять кота, но рыжий зверек словно прирос к телу Виноградова – такой неподъемной тяжестью он показался для врача. Начальник отделения, которому было доложено о ночном визитере, рассудил, что в данной ситуации, учитывая жизненный прогноз Виноградова, не стоит воспрепятствовать визитам кота, тем более что кот посещает его только ночью – и то на непродолжительное время и, по словам врача, положительно влияет на эмоциональный настрой больного.

Интересно, почему кот выбрал его в друзья? Виноградов задумался. Он никогда не увлекался кошками. В детстве ему всегда больше хотелось завести собаку, которой, впрочем, у него так никогда и не было. Кошки – они всегда представлялись либо живыми мягкими игрушками для девчонок, либо абсолютно недоступными для общения самостоятельными существами, живущими рядом с человеком своей особой параллельной жизнью.

Чем же он угодил этому коту? Все что он мог дать ему – лишь немного почесать его за ухом или под челюстью да погладить по голове. Ясно, что такие ласки кот мог получить от кого угодно, если он вообще нуждался в них. Общение? Трудно было назвать это общением. Было видно, что кот все время остается самим по себе, что мысли его находятся где-то глубоко внутри или, скорее всего, где-то совсем далеко. Даже в те ночи, когда мучительные спазмы сжимали живот изнутри, и кот, словно чувствуя боль Виноградова издалека, прибегал и устраивался делать массаж передними лапами через тонкое одеяло, отчего его когти слегка касались кожи живота, невозможно было сказать, что невидимая дистанция между ним и котом исчезала. Нет, все так же, кот был совершенно отстранен, и даже иногда мог оттолкнуть его руку когтистой лапой, когда Виноградов пытался его погладить.

Но однажды в их отношениях что-то изменилось. В то утро, когда Виноградов открыл глаза, он впервые увидел своего кота при свете дня. Кот лежал на его груди, и, казалось, не думал уходить. Когда он увидел, что человек открыл глаза, кот отрывисто муркнул, и, потянувшись головой к лицу Виноградова, старательно его обнюхал. Виноградов погладил кота по голове. Кот довольно заурчал и, привстав, стал сильно тереться мордой о лицо человека. После он встал, сложился дугой, потянулся, затем размял одну заднюю лапу, потом другую и, тяжело ступая по одеялу, перешел в ноги больного, где и устроился, подобрав под себя лапы.

- “Ну, ты и наглец, Васька” – изумилась постовая сестра, зайдя в палату, - “А ну брысь отсюда! Вот врач увидит – тебе задаст, да и мне тоже” – она подтолкнула кота с кровати. Васька от толчка спрыгнул с кровати, но не ушел, а забрался в дальний угол, под тумбочку. Но, как только сестра ушла, кот выбрался из своего укрытия, и забрался на грудь Виноградова и стал довольно урчать.
Позже пришел врач, посмотрел на больного, покачал головой, глядя на кота, но сгонять его не стал.

Виноградов опустил кисть руки на спину животному. Ладонь и пальцы погрузились в густой, очень приятный на ощупь, шелковистый мех. Он стал тихонько, лишь одним указательным пальцем поглаживать кота вдоль спины. Кот довольно замурчал, а после неожиданно повернулся на бок, и, обхватив руку Виноградова передними лапами, стал ее тихонько покусывать. Больно не было. Когтей кот не выпускал, лишь прижимая кожу руки мягкими теплыми подушечками своих лап. Вдоволь наигравшись с рукой, кот развернулся спиной к больному, и стал пошевеливать хвостом, так что кончик пушистого хвоста задевал Виноградову кончик носа. Неожиданно в его памяти всплыло размытое воспоминание из далекого – далекого детства, когда мать играла с ним, лежащим в кровати, щекоча кончик носа, щеки и ушки чем-то пушистым, похожим на меховую кисточку.

От этого воспоминания стало очень тепло и хорошо на душе. Перед глазами стали проходить другие сцены из жизни, которое становились все ярче и явнее, как будто Виноградов и в самом деле переживал их заново. Что-то было особенно приятное, за кое-что другое становилось невыносимо стыдно. Вспомнив несколько особенно трогательных моментов, Виноградов почувствовал, что из углов его глаз потекли вниз маленькие капельки влаги, щекоча сухую кожу на скулах. Через мгновение он ощутил, что плотный шершавый язычок старательно вылизывает его слезы. Виноградов сделал над собой усилие, поднял обе руки и прижал к себе кота – сильно-сильно, насколько позволяли его ослабевшие руки, как в детстве ребенок прижимается к матери или к любимой мягкой игрушке, чтобы выразить всю глубину охватившись его чувств.

Кот вылежал некоторое время в объятиях, а после, пятясь назад, выбрался из тесных объятий и спрыгнул с кровати на пол.

“Ну вот, ушел мой дружок”, - только и успел подумать Виноградов, прежде чем ощутил, что кто-то стягивает с него одеяло. Он повернул голову. Кот встал на задние лапы, и выпустив когти, зацепив край пододеяльника, тянул его на себя. Потом он запустил лапу под одеяло и стал, мяукая, поддевать ногу старика когтями, словно выцарапывая его из-под одеяла.

- Ты что, дурашек, хочешь, чтобы я встал? – спросил Виноградов у кота. – Слаб я уже, иди, гуляй сам.

Однако кот продолжал мяукать, то возвращаясь к постели больного, то отходя в сторону двери и оглядываясь, словно проверяя, идет ли человек за ним. Неожиданно старик ощутил, что привычная тяжесть и ватность тела стала исчезать. Он осторожно поднял одну руку перед собой, еще выше – Ого! – получилось! Поднял вторую руку – обе руки взмыли над головой, как раньше, когда он в молодости потягивался с утра в кровати. Виноградов подтянул к себе ноги и неожиданно понял, что может самостоятельно присесть в кровати. – Это было так здорово! Он ощупал себя руками – казалось, что мышцы вновь обрели прежнюю силу, конечно, не такую как в молодости, но, кажется вполне достаточную для того, чтобы спустить ноги с кровати. Виноградов осторожно, помогая себе руками, спустил одну ногу вниз, затем вторую.

Кот, довольно урча, тут же подошел к нему и стал тереться о его ноги, захватывая их крючком своего вытянутого вверх хвоста. Было видно, что он радуется успехам своего друга.

- Ты думаешь, я смогу встать? – обратился Виноградов к Ваське, хотя и сам уже был уверен, что сможет не только встать, но и даже пройти – как минимум до двери в палате, а там уж - как повезет.

Кот вновь направился к двери, оглядываясь на человека. Старик опустил ноги в тапочки, которые уже давно стояли без дела под кроватью, и встал на ноги. Стою! И смогу идти! – Он был уверен в этом. Надо одеться… Он взял с вешалки госпитальный халат, накинул его на себя и подпоясался кушаком. Вперед! Виноградов осторожно сделал несколько шагов к двери. Его не шатало, и ноги слушались его вполне уверенно. А о болях в животе он уже и думать забыл.

Маленькими шажками он подошел к двери, осторожно приоткрыл ее. Кот сразу выскользнул наружу. За дверью текла обычная госпитальная жизнь: сестра беседовала с врачом у поста; сновали туда-сюда курсанты; кого-то везли в на процедуры в кресле-каталке.
“Как здорово!” – подумалось Виноградову, - “я могу ходить! Представляете, ходить! Сам!” Он открыл дверь и сделал шаг в коридор клиники. Потом другой, третий – а после считать шаги уже не было смысла, он смог уверенно шагать по коридору. Боже, какая это радость! Какое тихое наслаждение – ходить! Так может быть… Может и в туалет удастся сходить как раньше?

Однако в туалет он не пошел, хотя и был уверен, что все у него получится естественным образом. Кот вновь потерся о его ноги и пошел вперед – мимо поста – к центральному вестибюлю клиники, все время оглядываясь, проверяя, идет ли человек за ним. Виноградов нерешительно шагнул вслед за ним – все-таки впереди пост – что скажет сестра? Но, как ни странно, сестра взглянула на него совершенно равнодушно, так, словно он не был уже почти месяц лежачим больным, а был обычным ходячим, гуляющим себе преспокойно по коридору. Может быть, взглянула она даже излишне равнодушно – как бы вскользь него. Но какая тебе разница, если ты можешь вновь ходить сам, как на тебя смотрит постовая сестра.

Толкнув стеклянную дверь в вестибюль, где стоял крашеный бронзовой краской памятник, Виноградов пропустил вперед кота. Тот, гордо задрав хвост, прошествовал вперед и свернул налево, мимо кабинета помощника начальника клиники к лестнице, ведущий вниз на первый этаж.

Удастся или нет спуститься вниз по лестнице, Виноградов уже не сомневался. Для страховки он, правда, придерживался за широченные перила парадной лестницы. Внизу, в центральном вестибюле кот, встав на задние лапы, стал старательно царапать дубовую дверь тамбура, ведущего к двери на улицу.

Это уже было слишком! Больным выход на улицу был строго-настрого запрещен. Виноградов подошел к двери и взял кота на руки. Кот замурчал еще в воздухе, пока старик поднимал его на вытянутых руках. Когда Васька устроился на плече, Виноградов хотел было повернуться и отнести его обратно. Однако… что значит для человека пролежавшего месяц в палате выйти на свежий воздух, на улицу, тем более, что там, за стенами уже, кажется, наступила весна. Виноградов огляделся по сторонам. Никто на него не смотрел. Бабка-гардеробщица, судя по звукам, смотрела телевизор в своем закутке, а на бельведере второго этажа никого видно не было. Эх, была – не была! Старик потянул ручку двери на себя, и массивная дверь поддалась его усилиям. Он открыл и входную дверь, и вышел на улицу. Кот, сидя на руках, стал усиленно втягивать носом воздух. Действительно, после больничных запахов было к чему принюхаться: весна уже вступила в свои права, и молодая зелень дарила городу пьянящий радостный аромат. Особенно хороши были огромные старые липы в парке через дорогу. А, семь бед – один ответ! Подобрав полы халата, Виноградов покрепче прижал к себе кота, дождался, когда поток машин на Боткинской улице спадет, и быстрым, насколько это возможно, шагом перешел улицу. По счастью, калитка в парк была открыта. Виноградов проскользнул в нее, прошел мимо будки с собакой, которая не преминула обдать их с котом заливистым лаем. Васька, впрочем, даже ухом не повел. Пройдя немного вперед, Виноградов опустил кота на свежую траву газона. Кот деловито обнюхал все травинки в округе, и стал деловито грызть какой-то стебелек.
Виноградов поднял голову. Как он соскучился по этому вечному виду: огромная масса свежей листвы, шумящая под легким весенним ветерком и высокое чистое голубое небо. Как же мало надо для настоящего счастья!

Они пошли вдоль главной аллеи парка. Слева, в небольшом пруду бил фонтан, справа, в глубине парка виднелся старинный бронзовый памятник. Навстречу то и дело попадались спешащие курсанты и степенно шествующие военные врачи. Казалось, никто не был удивлен видом гуляющего больного с котом. В самом деле, если человек может выгуливать свою собаку, то почему бы ему не выгулять своего кота.

Виноградов никогда не был в этих местах. Там – за парком – должны были быть еще клиники академии, а за ними – набережная Невы. Ему нестерпимо захотелось посмотреть на большую воду. Кот по-прежнему шел с ним рядом, как собака на прогулке. Вот Васька! Поплутав немного во дворах клиник, Виноградов обнаружил, что выйти на набережную можно лишь пройдя одну из клиник насквозь, мимо приемного отделения. Он поднял кота с земли, распахнул халат и спрятал его у себя за пазухой. Поднявшись на несколько ступенек вверх, он быстро прошел через вестибюль клиники и, спустившись по широкой мраморной лестнице, распахнул дубовые двери и оказался на набережной.

Он ожидал увидеть поток машин на набережной, тянущийся от Литейного моста к гостинице “Санкт Петербург”, но к своему удивлению не обнаружил ни моста, ни самой гранитной набережной, ни, тем более машин. Погода также сменилась – небо заволокло тучами, и поднялся ветер. К удивлению старика, вместо набережной, вдоль все клиники шел длинный бревенчатый пирс, у которого чуть поодаль стоял небольшой парусник. На том месте, где должна была быть гостиница, шумели невские волны. Не было видно ни крейсера Авроры, ни Нахимовского училища, ни купола Исаакиевского собора. Только шпиль Петропавловской крепости одиноко вздымался вдали.

- Что, милой, заплутал? – впервые за все время его приключения с котом кто-то обратился к Виноградову. Внизу, из-за края пирса выглядывал мужичок, и улыбался, глядя на него. Виноградов подошел к краю. На воде, в небольшой лодке стоял осанистый мужичок в одежде, похожей на больничный халат Виноградова, но, почему-то, в лаптях.

- Что, милой, заплутал? – еще раз повторил мужичок – Так ты не пужайся, спускайся ко мне – я тебя на тот берег перевезу. Мне уж не впервой – сколько при морской гошпитале при перевозе служу.

- Да зачем мне на тот берег-то? – спросил его Виноградов. - Да и не один я – а с котом. Вот он у меня.

Виноградов почему то подумал, что очень важно показать мужичку в лодке кота. Он распахнул ворот и выпустил зверя на бревенчатый помост. Васька вначале изогнул спину, потянулся, размявшись, и вдруг, взурчав, прыгнул прямо в лодку. Мужичок погладил кота.

- Вот, видишь, кот твой уже здесь, так и ты давай не зевай – спускайся, а я тебе руку подам.

Да уж, каким бы странным ни было все происходящее, сегодняшний день показал, что интуиции кота определенно можно было доверять. С помощью мужичка Виноградов устроился в лодке на корме. Кот расположился рядом. Старик положил на кота сверху руку – на Неве волнение - как бы ни улетел кот за борт.

Кто бы мог подумать, что с воды Нева покажется такой широкой. Мужичок все греб и греб, пересекая реку наискосок – таким сильным было течение. Ближе к тому берегу лодка попала в туман. Туман был такой густой, что морская гошпиталь совершенно скрылась из виду.

- Ну вот, теперь уже скоро, - произнес мужичок, которому, видно, были известны одному ему ведомые приметы. И действительно, туман вскоре расступился, и совсем неподалеку показался залитый солнцем берег. Удивительно, как быстро меняется на Неве погода. Впрочем, приглядевшись, Виноградов понял, что тот берег принадлежит вовсе не Неве. Это был берег той старой реки из детства, где на небольшом косогоре стоял дом его бабушки, где он проводил самые счастливые месяцы в детстве. Кот приподнялся, спрыгнул на дно лодки и, проскочив под ногами гребца, устроился на ее носу.

- А ну, приглядись, милой – произнес мужичок, не оборачиваясь – Поди, уже встречают тебя.

Уже не задумываясь о том, как мужичок мог об этом знать, Виноградов привстал и приложил руку ко лбу, закрывая глаза от яркого солнечного света. Его сердце забилось часто-часто: с берега приветственно махала рукой его любимая бабушка, рядом стоял улыбающийся дед и еще много-много людей, которых Виноградов не смог бы назвать по именам, но определенно знал, что это были не чужие ему люди…

На отделении, где лежал Виноградов, было непривычно тихо. Дверь в его палату была открыта. Около койки Виноградова стояли его лечащий врач и начальник отделения и ординаторы, а сестры сгрудились у двери.

Врач аккуратно отвел в сторону одну еще мягкую руку Виноградова, затем другую, и осторожно приподнял с его груди вверх безвольно обмякшее рыжее пушистое тельце. Он поднес мордочку кота к уху, словно еще раз хотел проверить, не будет ли слышно дыхание. Обернувшись, он секунду-другую помедлил, не зная, что делать дальше. Затем он решительно шагнул ко второй, свободной койке в палате и, уложив Ваську поверх одеяла, накрыл его белым вафельным полотенцем.
Да будет на все воля Божия . Да будет воля Твоя , Господи.

Аватара пользователя
КАПЕЛЬ
Сообщения: 4237
Зарегистрирован: 28 май 2010, 19:30
Пол: жен.
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Получил помощь, теперь хочу помогать другим

Re: Братья наши... Меньшие?

Сообщение КАПЕЛЬ »

Боб
Изображение
На корабле, шедшем из Ливерпуля в Америку, было более ста пассажиров, не считая команды. На море разразилась страшная буря. Корабль пошел ко дну. Все пассажиры и вся команда утонули, кроме ньюфаундленда Боба и его хозяина, матроса Ланкастера. Как только раздался треск обшивки корабля, Боб тотчас бросился в воду, приглашая и своего хозяина последовать за ним.
Через секунду одна и та же волна уносила их вдаль. Боб и его хозяин дружно поплыли по направлению к берегу, который едва был виден.

Проплыв около трех миль, человек и его собака достигли нескольких камней, выступавших из воды. Тут они упали, изнемогая от усталости. Но эти камни могли служить им только временным пристанищем: приближающийся прилив моря угрожал залить их и смыть спасавшихся.

Матрос начал было звать на помощь, но никто, кроме бушующего моря, не откликался на его зов. Боб лежал тут же и ласково смотрел на своего хозяина, как бы говоря ему: "Зачем отчаиваться! Ты знаешь, я хорошо плаваю; неужели же я ничего не смогу сделать для твоего спасения?" Матрос прочел в больших глазах своей собаки такие мысли и ободрился. Он вынул ключ из кармана, положил ей в пасть и, указывая по направлению к берегу, промолвил:

- Плыви!

Боб бросился в воду и, несмотря на темноту ночи, достиг берега. Он тотчас принялся громко выть, призывая на помощь, но буря заглушала его голос. Тогда Боб направился к одной ферме и своими завываньями разбудил людей. Некоторые из них выскочили даже с ружьями, полагая, что к ним забрался волк. Но они нашли только пса, который подходил к ним и лизал их руки. Потом Боб лег у ног старого фермера и протяжно завыл. Увидев ключ в зубах собаки, фермер догадался, что недалеко от его дома кто-то взывает о помощи.

Выпустив из пасти ключ, Боб поднялся с земли и поспешил к берегу моря. Собравшиеся люди последовали за ним, прихватив с собою на всякий случай длинную веревку. На берегу моря Боб остановился, стал опять ласкаться к фермеру, а потом снова громко завыл, как бы давая знать о себе утопающему хозяину. На тревожный вой своего верного друга ответил отчаянным криком и матрос.

Пока люди рассуждали, как помочь погибающему, Боб схватил зубами конец веревки и потянул ее к морю. Пораженные решимостью собаки, люди стали отпускать веревку, придерживая ее за другой конец. Боб с веревкой в зубах, борясь с волнами и захлебываясь водой, приблизился к своему хозяину как раз вовремя: еще минута промедления и было бы уже поздно! Силы утопающего изменяли ему, а прилив моря уже заливал верхушку скалы, за которую он держался.

Взяв веревку из зубов собаки, матрос обвязал себя ею вокруг стана и дал знать, чтобы его тянули посильнее. Сам он едва мог перебирать руками. Боб плыл рядом с ним и поддерживал своего ослабевшего друга. Достигнув берега, обессилел и он.

Спустя некоторое время, матрос и собака снова находились в плавании. Снова случилась буря и крушение. В этот раз матрос утонул, несмотря на отчаянные усилия Боба спасти его. Сам Боб спасся от гибели чудом. Его выбросило волною на берег маленькой бухты. Здесь его, обессилевшего, нашли рыбаки.

Боб вернулся в Ливерпуль на каком-то судне, а оттуда отправился в Лондон, где надеялся, может быть, найти своего хозяина. Но увы! Дверь, в которую он постучался, не отворялась, как это бывало прежде. Боб осиротел. У него не было больше хозяина, и он это понял. Переночевав у знакомой ему двери, он завыл и вышел со двора, сам не зная, куда ему теперь идти. С грустью бродил он целый день по улицам большого города. От горя он не чувствовал и голода. Вечером, когда весь город окутался густым туманом, Боб лег на каменной набережной Темзы и задремал.

При слабом свете фонаря Боб увидел человека, идущего осторожным шагом, держа на веревочке небольшую собачку. Это был слепой со своим проводником. В темноте собачка сбилась с дороги, и слепой упал с набережной в воду. Боб тотчас же бросился на помощь и вытащил несчастного на берег. Собачка подошла к своему хозяину и стала лизать ему руки. Слепой без гнева взялся опять за веревку и друзья продолжили путь; а Боб, грустный и молчаливый, улегся на прежнем месте.

Вскоре Боб спас ребенка, упавшего в Темзу. Потом он спас женщину, захотевшую с горя утопиться в реке. А однажды прибежал на крик молодого человека, ограбленного мошенниками, которые хотели еще и утопить его. Боб появлялся и на пожарах, показывая и здесь свою храбрость и самоотвержен ность. Однажды он вынес из пламени маленьких детей, а в другой раз - выгонял из загоревшейся конюшни лошадей.

Самоотверженные деяния Боба стали известны жителям города. Казалось, что ни одно лондонское спасение не проходило без его участия. Кто-то внес предложение записать и принять Боба в члены человеколюбивого общества. Тут нужно заметить, что Лондонское человеколюбивое общество, основанное в 1774 году, состоит не только из людей, в обязанности которых входит спасение погибающих, но и из известного числа собак, преимущественно ньюфаундлендов, спасателей на водах.

Боб был награжден серебряною медалью "За спасение". Портрет Боба был исполнен знаменитым английским художником и появился на страницах разных журналов и в детских книгах. Все полицейские Лондона знали Боба и уважали его. Когда наступали холода, Боб нередко заходил в полицейские дома, где ему всегда охотно уступали место у огня.

Из книги "Знаменитые собаки" 1890г.
Да будет на все воля Божия . Да будет воля Твоя , Господи.

Аватара пользователя
Елена И
Сообщения: 5286
Зарегистрирован: 23 июл 2011, 09:39
Пол: жен.
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Переживаю горе, хочу получить помощь
Откуда: Запорожье

Re: Братья наши... Меньшие?

Сообщение Елена И »

Слава Богу за всё!

Аватара пользователя
КАПЕЛЬ
Сообщения: 4237
Зарегистрирован: 28 май 2010, 19:30
Пол: жен.
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Получил помощь, теперь хочу помогать другим

Re: Братья наши... Меньшие?

Сообщение КАПЕЛЬ »

Стихи про собаку
Изображение
Напишите стихи для собаки..
Чтоб про косточку, кошку и лужу..
Про любовь, что собакин вам нужен..
Чтоб согреться ей в зимнюю стужу
И стихи чтобы были не враки..
А все честно и прям для собаки..
На ее языке немудреном..
На сердечном и очень смышленом..
Чтобы было там АА и У!
И немножко мясного рагу..
Чтобы ГАФ был и ГАВ-РЫК без ФУ..
И немножечко странное ГМУ…
Напишите стихи для собаки..
И немножко добавьте от песни..
Ведь без песни ей очень уж пресно..
Широту же души не видать..
И сыграйте на старом рояле..
Про луну и охоту, про дали..
И тогда загрустите едва ли..
Так вас будет собака лизать..
Ведь собака всегда благодарна..
Хоть забудут - заплатит теплом..
Ведь в собачьем запасе словарном..
Далеко же любовь не бездарна..
И талантлива с вами вдвоем..
Да будет на все воля Божия . Да будет воля Твоя , Господи.

Ответить

Вернуться в «О братьях наших меньших»