Возвратишь ли слезами то, что взято могилой?

Скачать книгу «Утешение в смерти близких сердцу» полностью

Нет… Что ни говорите сердцу, а ему сродно горевать о потере близких; как ни удерживайте слезы, а они невольно струятся ручьем над могилой, в которой сокрыт родственный, драгоценный нам прах. Правда, — слезами не возвратить того, что взято могилой, — но потому-то и слезы струятся ручьем, что возврата нет из могилы… Я лишился, например, друга, которого жизнью я жил, и мне ли не плакать, когда вспомню, что тут в могиле погребено все мое счастье, тут сокрылись лучшие мои радости, сладостнейшие надежды мои?… Нем тот язык, который так сладко и утешительно делил со мной беседы и в часы радости, и в минуту скорби; замерло то дыхание, которое дышало одною ко мне любовью, и та нежная рука, которая так бережливо хранила меня, с такою охотою и любовью благотворила мне везде, охладела для меня — навсегда… Как слезам не литься? Могу ли не плакать, когда представлю себе, что это чело, в котором действовал некогда ум с такою силою, послужит пищею червей; это сердце, столь радостно трепетавшее жизнью и любовью, сделается добычею тления?… И бедный человек чего, чего не делает, к чему не прибегает, чтобы только облегчить сердечную скорбь? Но, увы!… все напрасно.

Только в слезах, в одних почти слезах, находит для себя некоторую отраду и только они, и почти они одни, несколько облегчают тяжесть его сердца, потому что с ними только капля по капле вытекает вся жгучесть душевной скорби, весь яд сердечной болезни… Слышит он отовсюду: «не плачь, не будь малодушен». Но эти возгласы — не пластырь на раны, а часто наносят сердцу новые раны. — «Не будь малодушен». Но кто скажет, что Авраам был малодушен, а и он плакал, рыдал по жене своей Сарре, прожившей 127 лет. Малодушен ли был Иосиф? А и он плакал об отце своем Иакове, и плакал не день, не два, а семьдесят дней. Кто скажет, что малодушен был и св. царь Давид? А послушайте, как горько рыдает он при вести о смерти сына своего Авессалома: «сын мой Авессалом! сын мой, сын мой Авессалом! о, кто дал бы мне умереть вместо тебя, Авессалом, сын мой, сын мой!» (2Цар.18:33) Нет, каждая могила достойного человека всегда орошается слезою горькой любви. И что говорить о людях, когда и Сам Спаситель, до конца потерпевший Свои неописуемо тяжкие страдания на кресте, над прахом друга своего Лазаря возмутился духом и прослезился? Он плакал, Владыка живота и смерти, плакал в то время, когда пришел ко гробу друга Своего с тою именно целью, чтобы воскресить его из мертвых… А нам, немощным людям, удержать слезы, при разлуке с милым сердцу, нам остановить вздохи в сжатой от скорби груди, — о, это невозможно, это противно нашей природе… Нет, дайте нам каменное сердце, — и слез тогда у нас не будет, — или не мешайте лить слезы!…

Все это — правда. И я не могу, не смею осуждать ваши слезы; я даже готов смешать свои слезы с вашими: я хорошо понимаю, что где сокровище ваше, там и сердце ваше (Матф.6:21); я знаю, по собственному опыту знаю, как тяжело, невыразимо тяжело поднять руку, чтобы бросить на прощанье горсть земли в могилу близкого, родного… Плачу и рыдаю, когда думаю о смерти и вижу во гробе лежащую, по образу Божию созданную, нашу красоту, безобразну, бесславну, не имеющую вида… (Погребальный канон преподобного Иоанна Дамаскина) Но как ни сродно нам плакать о близких нам усопших, однакож эта скорбь наша должна иметь свою меру. Иное дело — язычники: они плачут, и плачут иногда безутешно; потому что не имеют упования. Но христианин не язычник: ему и стыдно, и грешно плакать об умерших без всякой отрады и утешения.

«Не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды» (1Фесс.4:13). — говорит Апостол всем христианам — «Дабы вы не скорбели…» Что же может облегчить эту скорбь христианина? Где для него этот источник отрады и утешения?… Рассмотрим причины, которые заставляют нас лить слезы над прахом близких, и Бог поможет нам найти для себя этот источник. Итак, о чем же мы плачем при разлуке с милым сердцу? Прежде и более всего о том, что он перестал жить с нами на этом свете.

Он перестал жить с нами на этом свете… Но посмотрите беспристрастно на жизнь нашу земную и рассудите, что она такое.

Давно премудрый сказал: «Суета сует, — все суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?» (Еккл.1:2-3) Кто же это так невыгодно отозвался о здешней жизни? Уж не узник ли какой, который, сидя в душной темнице, не видит почти ничего, кроме тяжких цепей, раздирающих его тело? Такая жизнь кому приятна? И вот не он ли это оглашает своды темницы таким безотрадным воплем: «Суета сует, — все суета?…» Нет, не он. Так, может быть, богач, по непредвиденным обстоятельствам, ниспал в нищету, или бедняк, который при всех трудах и усилиях, чуть не умирает от холода и голода?… Нет, и не такой человек. Так видно, обманутый честолюбец, который всю жизнь свою посвящал на то, чтобы подняться в обществе на несколько ступеней выше, и, после бесполезных трудов и усилий, видит себя еще менее уважаемым, чем прежде, когда он стоял ниже, но действовал благороднее?…О, нет, нет; и не такой человек. Кто же этот несчастный с таким мрачным взглядом на мир?… Это — Соломон, это — царь, и какой царь!… Чего ему не доставало для счастливой жизни? Мудрости ли? Но кто мудрее был того, кому известны были и состав земли, и действия стихий, и течение времени, и расположение звезд, и свойства животных, и помышления человеков… и все, что скрыто и явно? Богатства ли? Но кто мог быть богаче того, кому целый свет, и земля и море, приносили все лучшие сокровища, у кого было и золото, и серебро, и имения царей и стран?… Славы ли, или величия?… Но какое имя было громче имени царя израильского, обладавшего миллионами подданных? Наслаждения ли благами жизни? Но вот что сам он говорит о себе: «Чего бы глаза мои ни пожелали, я не отказывал им, не возбранял сердцу моему никакого веселья, потому что сердце мое радовалось во всех трудах моих, и это было моею долею от всех трудов моих…» (Еккл.2:10) Кому бы, казалось, могла прискучить такая счастливая, привольная жизнь; и, однако ж, человек, которому суждено было обладать всеми благами земными и испытать все разнообразные наслаждения жизни, — человек этот, испытав все, сделал наконец такое заключение о жизни: «Суета сует, — все суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?» (Еккл.1:2-3)

Или вот еще другой царь, св. Давид. Престол его сияет золотом, а он и среди блеска золота взывает: «Сердце мое поражено, и иссохло, как трава, так что я забываю есть хлеб мой…» (Пс.101:5), «Я ем пепел, как хлеб, и питье мое растворяю слезами» (Пс.101:10). Царская диадема его сияет драгоценными камнями; а из груди его, покрытой блеском славы и величия, исторгается вопль: «Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей. Сила моя иссохла, как черепок…» (Пс.21:15,16) Дворец его из кедра и кипариса, но для грусти и туда открыты двери, и вот из глубины богатых чертогов слышатся вздохи: «Утомлен я воздыханиями моими: каждую ночь омываю ложе мое, слезами моими омочаю постель мою…» (Пс.6:7) Так вздыхали о тяжести жизни и счастливейшие из людей: что же сказать о тех, которым досталось во всю жизнь свою нести тяжкий крест испытания? Терпелив был Иеремия пророк среди гонений и обид, которые испытывал он отовсюду, как обличитель лжи и нечестия; а были, однако ж, минуты, когда и этот терпеливый страдалец взывал: «За что так упорна болезнь моя, и рана моя так неисцельна, что отвергает врачевание? Неужели Ты будешь для меня как бы обманчивым источником, неверною водою?» (Иер.15:18), «Горе мне, мать моя, что ты родила меня человеком, который спорит и ссорится со всею землею! никому не давал я в рост, и мне никто не давал в рост, [а] все проклинают меня». (Иер.15:10) А Иов, этот дивный пример твердости и великодушия в несчастии?… Невольно изумляешься, когда слышишь, как он благословляет Бога и в тот самый день, когда все стада его гибнут и все дети его кончают дни свои под развалинами дома… Какое несчастье и какое великодушие! Но для Иова как будто еще мало: вот покрывают его смрадные струпы от ног до головы; а тут является жена, подруга жизни, и учит его отчаянию; здесь являются его друзья как будто для того только, чтоб больше раздражать его… Боже мой, Боже мой! Сколько стрел в одну цель! Сколько бед на одну голову!… И Иов, однакож, все благословляет Бога… Какая необычайная сила духа! Какое изумительное терпение! Но человек — не камень: были минуты, когда и эта адамантовая душа разбивалась от скорби; были минуты, когда и сам Иов, покрытый струпами, сидя на гноище, горько взывал: «Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек!» (Иов.3:3), «Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался, когда вышел из чрева?» (Иов.3:11), «Когда ложусь, то говорю: «когда-то встану?», а вечер длится, и я ворочаюсь досыта до самого рассвета». (Иов.7:4) Но к чему прислушиваться к воплям такой глубокой древности? Вот и мы живем и, взглянув беспристрастно на дни свои, не скажем ли иной раз с тем же Иовом: «Не определено ли человеку время на земле, и дни его не то же ли, что дни наемника?» (Иов.7:1) Вот рождается человек, — и в то время, как мать не помнит скорби от радости, яко человек родился в мир, первый привет земле этого нового гостя земного — горький вопль бессилия, как будто пророческий укор ей за те огорчения, какие она готовит ему… Вот приближается он к смерти, и что опять? Тяжким стоном изнеможения прощается с землею, как будто укоряя ее за минувшие бедствия… А по началу и концу легко уже судить и о продолжении жизни. И кто этого не испытал? Ибо кто жил и не скорбел, кто жил и не проливал слез?

Скачать книгу «Утешение в смерти близких сердцу» полностью